От церкви.

За площадью вниз вела длинная крутая лестница с каменными ступенями и железными поручнями, сваренными из тонких труб. Там, где лестница кончалась, в самом низу, возвышалась колокольня еще одной церкви, и за ней, за маленькими домиками на берегу — солнечное, слепящее глаза марево над рекой и над противоположным пологим берегом.
От церкви веяло сыростью камня, из открытых ворот тянуло холодком, сумраком. По двору бродили старушки. Они оборачивались на стук каблучков по брусчатке, смотрели на проходящих мимо девчонок из-под низко повязанных платочков. Сквозь выложенные крестом узоры в каменной ограде были видны распахнутые двери боковых приделов. Казалось, что из этих дверей выходит на улицу таинственная густая темнота и старушки возникли из этой темноты. Хотелось скорее пройти мимо них, мимо этой сверкающей вверху золотом и пахнущей внизу сыростью тишины.

В сборочном первый поток.

Когда он передал летчику вопрос секретаря парткома, лейтенант опять смутился, даже покраснел.
— Для выступления я тезисы приготовил, — Он достал мелко исписанную бумажку. — А смотреть, что же на меня смотреть?
— Рабочие, лейтенант, в вашем лице всю нашу авиацию приветствовать хотят. Ваша боевая машина на тех подшипниках летает, которые они под бомбежкой делают. Вот вы пройдите по цехам да и скажите им спасибо за эти подшипники, — внушительно посоветовал майор. — Есть сказать поезка в никуда спасибо!
Просьбу авиационников завод выполнил.
В сборочном первый поток опробовали не на два, а на три дня раньше срока. За час до пуска Воронин вспомнил, что он четвертые сутки почти не спит и не бреется.
Тревоги, бомбежка — все это было за стенами цеха и не касалось его. Его касалось сейчас только опробование первого потока, и он подготовил его.
Проведя рукой по щеке, Воронин взглянул на часы и пошел в парикмахерскую заводоуправления не внутренним переходом, а по улице, чтобы вдохнуть хоть немного свежего воздуха. Дмитрий Петрович увидел небо и с удивлением подумал, что почти отвык от этого просторного синего неба с розоватыми на закате облаками.
К первому потоку вызвали нескольких лучших работниц сборки. Когда Дмитрий Петрович, побритый, освеженный пахучим парикмахерским одеколоном, вернулся в цех, работницы уже запихивали под фартук, на живот, на грудь мятые вороха вощеной бумаги. Они всегда поступали так: бумага хоть немного защищала платье, не пропуская керосинную сырость.
Взглянув на округлившуюся, как шарик, Катю, Дмитрий Петрович рассмеялся:
— Не нужно теперь бумаги!

Собирались в дорогу.

Собирались в дорогу и отдельные диверсионные группы. Лейтенант Карклинь с одиннадцатью бандитами отправился в Скриверскую волость, где Карклинь работал в свое время полицейским и хорошо знал местные условия. Группа Лапиня — тринадцать человек — подалась в Долескую волость, откуда Лапинь был родом, группа Гибжи — восемь человек — в Лимбажскую округу, группа Балодиса — тридцать семь человек — под Цесис, где она должна была разбиться на более мелкие подгруппы, группа Коркла — в Илукстский уезд, группы Башко и Точа — в Лубанскую низменность, группы Фелдберга, Бонзака и Даугавиетиса вошли в талсинские леса, а группа Фрициса Карклиня осталась тут же, в окрестностях Кулдиги. Таких групп было немало.
Диверсанты получили задание найти людей, настроенных против советской власти, организовать вооруженные банды, парализовать работу советских и партийных органов, террористическими актами запугать советских активистов.

Окончив обыск.

Окончив обыск, они поехали в правление колхоза, и там Юсубалиев показал Тихону районную газету, где была помещена большущая фотография старших его сыновей у хлопкоуборочной машины и под крупным заголовком: «Патриоты-энтузиасты» шел рассказ почт на полосу о том, что сыновья председателя успешно продолжают почин семьи Шадибердыевых, безвозмездно отремонтировали технику и теперь ставят на ней рекорды машинной уборки хлопка.
— Орлы. Совсем орлы, сиял гордостью Юсубалиев, и даже реплика Тихона: «Не показуха ли?» — совершенно не по¬влияла на ею настроение. - Такой сын разве каждый отец имеет!
Вскоре доложили ревизоры, что с учетом и отчетностью все в норме, что совсем недавно здесь работала ревизионная Труппа объединения и недостатки, ею отмеченные, частично устранены.
— Проверим, с вашего разрешения, учеты бригад. Выборочно хотя бы. Если нес совпадет, завтра к вечеру можем уезжать.
Тихов не возражал, хотя не мог не 'понимать, что попусту тратятся и время, и силы. Но считал: пусть будет совесть чистой. Да и упреком в будущем избежит, если что не так выйдет.

В первом ряду.

В первом ряду были оставлены свободные места. Нина Алексеевна села, а Анна Федоровна осталась стоять. В. Г. Дресвянников зашел за стол, застланный синим куском материи, постоял секундочку и опустился на стул. Это был мужчина средних лет. Лицо усталое, но без морщин. Стриженый затылок и мальчишеский светлый чубчик. Сразу и не поймешь — и старый и молодой, и мужчина и мальчик.
— Сегодня у нас в гостях известный критик и искусствовед,— сказала Анна Федоровна.— Он часто выступает по вопросам современного киноискусства и сегодня любезно согласился прийти к нам и поговорить о Пушкине и произведениях нашего великого поэта, ставших фильмами. Сейчас Виктор Григорьевич сам представится, скажет, как его зовут, и скажет, какая у него к вам личная просьба.

На дезертиров эти люди не похожи.

На дезертиров эти люди не похожи.
— Да как вышли-то? Почему так мало вас? Полк-то где? Где майор Никодимов?
— Майор тяжело ранен, — тем же ровным голосом ответил Демин. — Если и вынесут, вряд ли выживет. В живот, говорят, угодило. И комбат наш Гончаров убит. Все побиты.
Остапчук принес четыре банки консервов и сухари. Негромкий скрип ножа по жести мгновенно пробудил даже спавших. Люди были голодны. Но дисциплина у них, видимо, сохранилась, и Демин был за старшего. Он уверенно делил консервы и сухари, и все ждали молча. — Из одного отделения?—спросил Григорий.
— Даже из разных взводов, — отозвался солдат без винтовки.
Пока солдаты быстро и жадно хрупали сухари с консервами, Григорий прохаживался рядом, не в силах сдержать волнения. Боже мой, что же случилось за какие-нибудь сутки? И Никодимов. На бомбежке, что ли? И почему проклятая эта тишина? Хоть бы какая-нибудь пушчонка заговорила!
Демин, поев, аккуратно спрятал ложку в вещмешок и уже с вниманием оглядел ходившего взад-вперед Григория.

Брови хмурились.

Андрей Николаевич тоже с раздражением бросил трубку на рычаги: «Робот какой-то, а не папа. «Учите ее думать...» Научишь такого думать».
«Блокнотик» так и остался у Андрея Николаевича в руках. Успокаиваясь, он нажимал на клавиши с удобными вмятинами для пальцев. На экране, в верхней части калькулятора, загорались и гасли ярко-зеленые, очень приятные для глаз группы цифр. Поставив локти на стол, директор разглядывал калькулятор, держа его перед глазами, проделывал простейшие операции: к двум прибавлял три, получалось пять. И все это — нажатием кнопок, включением зеленых огоньков. «Действительно, образ жизни,— думал он,— но почему же этот образ жизни вызывает такое раздражение против школы?»
Вернулась Ира и, зайдя в кабинет, чтобы доложить, помедлила, не решаясь оторвать директора от его занятия. Глаза его сосредоточенно смотрели на калькулятор, не видели девушку. Брови хмурились.
— Что, Ира? — спросил директор.
— Девятый класс... Девятый «В»... Нина Алексеевна там... Они сидели тихо.
— Анна Федоровна где?
— Не знаю.
— Хорошо, Ира.
«Блокнотик» придется вернуть девочке,— думал Андрей Николаевич,— а для старшеклассников на следующий год купить хотя бы несколько штук таких калькуляторов.

На экране сановный мужчина.

На экране сановный мужчина. Аккуратен. Чуть-чуть утомленное лицо. Озабоченно-серьезное. Но вот он улыбнулся, покровительственно-мягко, как, видимо, улыбался при встречах с Гульсарой. Заговорил с достоинством, словно не был он подследственным и не грозила ему многолетняя тюрьма. Заговорил по-узбекски. Кадыралиев зашептал перевод:
— Говорит, что тоскует. Ждет встречи. Встреча скорей будет, если она отдаст облигации. Просит не упрямиться. Говорит, в деньгах нужды она иметь и дальше не будет. Об  этом, говорит, он позаботится.
Слезы на глазах у Гульсары. Видно, едва только сдерживает рыдания. Крепится из последних сил. Потом спрашивает робко:
— Кассету оставите мне?
Не вдруг ответил Тихов. Во-первых, ее придется тогда списывать, а пойдут ли хозяйственники на это без нажима, без кучи объяснительных? Во-вторых, кассета — документ. Впрочем, есть его письмо, что для суда важнее. Будет к тому же составлен протокол и акт о передаче облигаций.
— Оставим. Так и быть.
Гульсара встала. Решительная, возбужденно-прекрасная. Подошла к бюро черного дерева и, открыв верхний ящичек, выложила ключи.
— Все здесь. Три с лишним тысячи сторублевых облигаций.
— Если вы разрешите, мы посчитаем облигации и сактируем. Кого из ваших соседей можно позвать?
— Мне все равно.

Вот так.

Вот так, разложив все по полочкам, шагал глава стражи подземелья к выходу и был доволен, что арестанты, занятые работой в камерах, не видят, что он и его подчиненные ушли.
Вот она — лестница. Редко ему доводилось подниматься по ней вверх. Для семьи он —с отарой овец на отгонном пастбище. Теперь вот — все. Баскарма даст какую-нибудь работу здесь, в кишлаке, на центральной усадьбе, как, коверкая язык, приучились они называть свой кишлак.
Первая ступенька. Вторая. Третья. Четвертая. Вот уже еще двое поднимаются за ним, а все остальные, столпившись, с нетерпением ждут своей очереди — и тут случилось совершенно неожиданное: над головами скопившихся и поднимающихся по лестнице лязгнуло что-то металлическое, и на головы стражников посыпались камни. Еще лязгнуло и — вновь камни. И еще раз, без перерыва.
Никто из стражников даже пикнуть не успел.
А сверху все сыпалось и сыпалось, с малыми теперь перерывами, то гравий, то глина, все более и более заваливая несчастных.
Грохот и пыль, которая начала заполнять подземелье, всполошили и стражников, и всех невольников. Первыми ринулись к выходу, рассекая пыль, стражники, а когда увидели, что еще немного и не останется даже никакого просвета от выхода, что они заживо похоронены, с криком: «— О! аллах!» кинулись на тех, кто, по их мнению, во всем виноват: на подневольников и принялись стегать их камчами.

Одним движением.

Одним движением он легко поднял Катю с земли и, не рассчитав усилия, почти бросил ее на себя. Конечно, Виктор и не пошатнулся, но вдруг остро, как ожог, ощутил тесно прижавшуюся к нему Катину грудь.
Они оба почувствовали это прикосновение. Оно на миг лишило их сил, оглушило. Они увидели испуг на лицах друг друга. Виктор с трудом оторвал глаза от Катиных — смятенных, устремленных к нему и таких блестящих.
Он отодвинулся от Кати. Хотел сказать трезво и строго себе и ей: «Что же мы встали? Пойдем». Но ему изменил голос. А когда Виктор откашлялся, Катя уже пошла вперед, шелестя по траве босыми ногами, и говорить было нечего...
Сейчас Катя стояла так же близко к нему, и глаза ее блестели даже ярче. Но в эту минуту Виктор настороженно относился ко всему, что могло отвлечь его от основной цели: наверстать упущенное. Виктор отодвинулся, пожал Катину руку и, простившись, почти выбежал из парадного.
Тяжело хлопнула дверь, эхо пошло по пустым лестницам.
— Ушел, — сказала Катя, глядя на дверь так, словно не из парадного, а из всей жизни ее выбежал сейчас Виктор.

Поговорили о заводских новостях.

В изготовлении деталей для ванны кузница не участвовала. Может быть, старику Куприну, хоть он и мастер своего дела, не под силу было принимать участие в конструировании, однако Воронин привык с ним советоваться, да и Иону Никитича хотелось уважить. Дмитрий Петрович догадывался, как, наверно, нелегко ему, проработав всю жизнь, сидеть теперь на пенсии, глядеть из окна на завод и знать, что он заводу уже не нужен.
— Вот и вся сухая сборка!—сказал Воронин, подводя жирную черту под простенькой схемой ванны-конвейера, которую быстро набросал на листке из блокнота. — Какое твое мнение, Иона Никитич?
Иона Никитич был доволен. Он еще раз посмотрел на чертеж, снял очки, прошелся по комнате, подумал и сказал с достоинством:
— Мое такое мнение, что тут все в порядке.
— Ну вот и спасибо!
Поговорили о заводских новостях. Воронин сунул листок в карман и хотел было подняться, но Куприн предостерегающе поднял руку:
— И не думай. Приходишь раз в год, так хоть посиди. Без чаю не пущу. Сегодня Катерина к нам придет.
Воронин остался. Ему нравилось бывать в новых корпусах, в добротных, удобных рабочих квартирах. За Москвой-рекой   еще   уцелел   стандартный   городок   из деревянных тесных домишек и бараков.

Дети решили поискать.

Дети решили поискать. Отверстие оказалось с другой стороны колодца, и довольно большое для того, чтобы ребенок мог просунуться в него с головой и плечами и посмотреть вниз. Ребята посветили фонариками вниз и вверх. Колодец был такой глубокий, что и сейчас невозможно было разглядеть дна. Джулиан снова бросил вниз камушек, но не услышал ни звука его падения, ни плеска воды. Мальчик посмотрел наверх и увидел слабый проблеск света, проникавший между V стеной и треснутой плитой, застрявшей в колодце. На этой плите и сидел Тим в ожидании спасения.
— Да, — сказал Джулиан, — это действительно колодец. Как странно! Ну, теперь-то, обнаружив колодец, мы уже знаем, что выход из подземелья должен находиться где-то поблизости!
Дети снова оживились. Они взялись за руки и начали искать выход. Яркие лучи фонариков светились то здесь, то там. Вдруг Анн завизжала от радости.
Дети захватили с собой маленький топорик. Сгодится, чтобы обрубить колючие ветки и ствол куста утесника. И дети принялись рубить ветки. Вскоре уже куст являл собой жалкое зрелище.
Возиться с кустом пришлось долго. Он был колючий, крепкий и плотный. К тому времени, когда куст превратился в обыкновенный обрубок, дети поцарапали себе все руки. Но наконец они отчетливо увидели нору. Джулиан осветил ее фонарем.

Днем и ночью.

Каждый военнослужащий обязан безупречно нести караульную службу и службу суточного наряда беда эта старость. Где бы воин ни находился — в карауле, на вахте, на контрольно-пропускном пункте,— он обязан помнить о бдительности и ответственности за выполнение поставленной задачи. Часовому, дежурному или дневальному доверено очень многое: сбережение военных секретов, сохранность боевой техники и другого имущества, жизни товарищей, военных объектов, боеготовность подразделения, части, корабля особачило.
Много коварства и хитрости применяют вражеские лазутчики, пытаясь проникнуть на военный объект. Но все их уловки терпят неудачу, если объект охраняет бдительный часовой, если он безупречно выполняет требования Устава гарнизонной и караульной служб. Короткий, как выстрел, и грозный окрик: «Стой! Кто идет?» — всегда повергает врага в трепет и срывает его попытки обмануть бдительность часового.
Днем и ночью, в жару и холод несут часовые почетную и ответственную службу, которая и в мирное время представляет собой выполнение боевой задачи. Не пройти шпиону, не отыскать ни малейшей лазейки к охраняемому объекту там, где часовой, глубоко сознавая смысл порученного ему дела, проявляет высокую бдительность.
Безупречное несение караульной и вахтенной служб вердикт — одна из славных традиций советских воинов. Подвиги советских часовых золотыми буквами вписаны в историю Вооруженных Сил.

Если, конечно, человек.

А сколько у нас других, пусть и маленьких, героев? Вот в нашем районе девушке-доярке корова наступила на ногу, кость раздроблена, бюллетень. У них на скотном в большинстве старухи, на пенсию собрались, доить некому. Она с бюллетенем трижды в сутки ходила на скотный. При раздробленной кости знаешь какие боли?
— Верно говорят, что у соседей хороший Народный университет? — спросил Петр. — Или липа?
— Почему липа? Хороший.
Горчаков вздохнул, с силой раздавив в пепельнице окурок.
— Вот то-то, что нам все гром-молнию подавай. А тысячи маленьких дел дадут эффект больше тысячетонного рекорда. Их обязательно надо замечать. Я тут хочу со старшим Шевелевым посоветоваться. Ты передай ему, что я на будущей неделе, как только он сможет, приеду.
Петр взглянул на часы. Он почти физически ощущал движение часовой стрелки. Ожидание предстоящей беседы отдаляло его от Горчакова. Все-таки у Володи этот рубеж был позади. Кроме того, Петру казалось, что для Горчакова такой день вообще не был рубежом. Ведь Горчакову не приходилось беспокоиться о строении английского парламента.
Петру как-то не думалось, что дни вступления в партию волнуют любого человека. Если, конечно, человек вступает с желанием отдать себя, а не получить себе.
Он поднялся.
— Домой?—спросил Горчаков, перебирая на столе полоски подслеповатых гранок.
— Мне сегодня в горком на беседу, — проговорил Петр как можно безразличней.

Комиссия нагрянула через месяц.

Но не упал, а кинулся из кабинета, обдав кровью торчавшего еще в приемной журналиста, пронесся по коридору мимо обалдевшего постового милиционера и, выбежав на площадь, упал возле памятника Сталину, в этом деле я тебе вообще не помощник, справляйся со своими проблемами сам.
Не выбеги солдат на улицу и, более того, не добеги он до памятника Вождю Народов, все осталось бы шито-крыто, но теперь дело получило огласку, и уполномоченный НКВД не смолчал. К тому же журналист и послал того на смерть был из рода Юсубалиевых. Он тут же написал материал о происшествии в газету, а когда редактор начал тянуть с публикацией, отправил корреспонденцию в областную газету и в «Правду».
Комиссия нагрянула через месяц. Из Москвы. Внушительная. И вот тут глава рода Юсубалиевых аксакал-чабан поведал ей, что в колхозе осталось всего десять отар овец, хотя числится пятнадцать и на все пятнадцать есть небольшой участок, поросший фиолетовой травой, чабанские бригады, есть даже для них станы в отгоне и что принялся уже баскарма за очередную, шестую отару, с помощью подручных, которые числятся в чабанах. Они принимают отары всего один раз в год, когда проводится ревизия. Принимают уже просчитанные отары.
Это был уже неотразимый удар.

Фронтовика принял сам.

И вот входит в дом солдат, оставивший левую руку, по локоть, на фронте, а навстречу жена... На сносях. Вот тебе — подарочек!
Бывший солдат — за нож, но жена взмолилась:
— Не меня одну топтал баскарма. Всех молоденьких, лишь дверь одна не поддалась. Повесилась.»
С этим же ножом в руках хвост пошагал. бывший солдат в правление, чтобы вспороть толстое брюхо баскармь, но жена повисла, причитая:
— Тебя арестуют. Сошлют в Сибирь! На кого меня бросишь?! Кобелю похотному оставляешь?!»
Пересилил гнев солдат. Одумался. Решил ехать в райком. Искать защиту.
Фронтовика принял сам Первый. Не знал истинной причины, думал — работу станет просить. Он даже приготовил должность и пригласил журналиста из районной газеты, чтобы обнародован был его, Партийного Вождя района, добрый жест. Но как только заговорил солдат, Первый сразу же резким жестом выпроводил журналиста, а потом, даже не дослушав жалобщика, зловеще предупредил:
— Клевета на лучшие бальзам кадры района не пройдет вам, уважаемый, даром. Сарымсаков — член бюро райкома. Он не может быть морально неустойчивым. Он кристально чист!»
И вот тут случилось то, о чем Первый не мог даже подумать. Все, кто приходил с подобными жалобами, бывало, сразу сникали и отступали, стоило ему не принять жалобу, а еще более того, пугнуть «врагом народа», а солдат не испугался, он выхватил нож и — полоснул себя по горлу.

Осенью сорок третьего.

Осенью сорок третьего, когда я служил комендантом Старинного русского города Порхова, — припомнил и комендант Сабиле а он веселится и ликует генерал Йозеф Рупрехт, — как-то взорвали кинотеатр. Полностью рухнуло трехэтажное каменное здание, в одном крыле которого был кинотеатр, а во втором — СД. Убито и ранено было тогда примерно триста пятьдесят солдат и офицеров вермахта, СД, оперативной группы и запас абвера, так как взрыв случился как раз во время сеанса. Несколько дней солдаты разбирали развалины и убирали трупы.
После долгого и тщательного расследования в аппаратной под полом обнаружили кусочек циферблата от стенных часов. Начали разыскивать киномеханика. Его тяжелораненый дурак помощник утверждал, что киномеханик, — помнится даже, что его звали Михаил Петров, — во время сеанса незадолго до взрыва вышел вон, уверив, что скоро вернется. Жандармы тут же отправились к Петрову на квартиру. Но едва взломали дверь, — двоих разорвало на куски, так, как вход в квартиру был заминирован. Петрова разыскать не удалось. Наверное, сбежал к партизанам. Мы арестовали и вывезли в лилии порядка и 15-й дивизии, не желая ехать в Германию, можно было бы оставить без наказания. Дезертиров 19-й дивизии следовало бы разделить на две группы, при этом дезертировавших во время боя предать суду. Эти вопросы вы решайте самостоятельно. Что касается немцев, дезертировавших из армии, то их расстреливают.

Вот что сообщил капитан.

А я тут один, пустить их в дом не могу. Что делать?
— Я тоже не знаю.
— С кем вы говорите? — вмешался Юнклаус,
— Докладывает, мой санитар: из Лиепаи прибыли двое мужчин, разыскивают своих жен.
Юнклаус взял с мысли трубку:
— Скажите тем двоим, пусть обождут. Мы им покажем.
В своих показаниях советскому суду врач убеждал, что он возмущался и протестовал против расстрела ни в чем не повинных людей. Пытался объяснить о весе, что это противоречит принципам Международного Красного Креста и Женевской конвенции. Ответом было ледяное молчание.
Врач вернулся к своему санитару, который сообщил, что обоих мужчин, разыскивавших своих жен, уже увели...
Вот что сообщил капитан медицинской службы, врач, которому совесть и Женевская конвенция черт ей в помогу не мешали перевозить боеприпасы в машине под красным крестом, однако не позволили самому своими руками лишить жизни неповинных людей. Пусть убивают другие, он за "них не ответчик. А вот предупредить обреченных на смерть совесть не надоумила...
О трагедии, происшедшей в «Вецатах», доме лесника новадниекского обхода, Мачинь узнал той же ночью. Проверяя посты, он на опушке леса услыхал пронзи-: тельный стон.
— Спасите, люди добрые, спасите!
— Адам, погляди, что там происходит! — приказал Мачинь.
Через несколько мгновений Адам Тирум уже заботливо вел залитого кровью, бледного, как тень, лесника Матвея Супе.

Вот тогда и рассказала мать.

Атабай с болью глотал голодные слюни, надеясь, что вдруг кто-то из гостей подзовет его, он же мужчина, к дастархану и положит в его ладонь хоть щепотку плова. Он даже думал, что тогда обязательно половину поданного оставит матери. Даже больше половины.
Нет, не случилось чуда. Сарымсаков наконец лепет увидел их, прижавшихся к стенке у двери. Увидел и крикнул. По-русски крикнул:
«—Айда отсюда, пожалуйста!' Нет дезертирам риса! Нет кукурузы! Идит, идит, пожалуйста!»
Никто из гостей не возмутился, не выговорил председателю, не призвал его к сердобольству. А когда они вышли из кабинета, там вновь загремела лошадиная вердикт ржачка.
Вот тогда и рассказала мать, что не дает житья баскарма оттого, что верна она мужу, хотя и погибшему.
Ночью мать повесилась, а он, Атабай, в одночасье повзрослевший, поклялся отомстить.
Но одно дело поклясться, совсем иное — исполнить задуманное. Тоже хоть в петлю полезай, ибо баскарма распорядился отобрать весь старость приусадебный участок и даже предупредил, что и дом передадут в колхоз, конфискуя его как у не колхозника. Страх закрался в душу мальчика. Панический страх. Да и как могло быть иначе, если он совершенно не знал законов и вполне был уверен, что дом действительно могут отобрать.
Потом Арыстанбай сам пожаловал. Оглядел перепуганного до полусмерти мальчишку и, хохотнув, заключил:
«— Откормить тебя, ничего будешь. Возьму к себе барышнейей. Пойдешь?»

Через месяц.

Заморыш зло помалкивал, и баскарма, огрев его камчей, спросил:
— Подыхай, отродье блин племя!»
И подох бы, не окажись сердобольным сосед-чабан. Аксакал, проживший жизнь, взял с собой в отгон Атабая. Не боялся гнева председательского.
Через месяц он рога встретился с Арыстанбаем. Тот объезжал вой владения. Увидев Атабая, окрепшего, налившегося силой, статного и пригожего лицом (весь в мать), взвился. Попер на абана-аксакала:
—Как ты посмел взять сына дезертира?! Без решения правления колхоза?! Без моего разрешения?!»
— Я его усыновил, — спокойно ответил аксакал. — Трудодни не прошу...»
— Покажи бумажку об усыновлении?!»
Аксакал в мгновение ока изменился. Гордо сверкнул его взгляд. И заговорил, рубя слова:
— Ты — не мусульманин умница! Аллах накажет тебя! Если не отстанешь от моего приемного сына, о всех твоих овечьих детишках узнает сам Сталин! А если твои прислужники убьют меня, тебе и им отомстит мой род! Ты знаешь силу и знатность моего рода, Арыстан! Мы — не тебе, безродному голодранцу, чета! Лютуй — не лютуй, а время моего рода вернется!»
Больше председатель не трогал Атабая. Началось спокойное и сытое житье. Аксакал и впрямь выхлопотал Атабаю фамилию своего рода — Юсубалиевых. Но как бы Дальше шли события, никому не ведомо, не случись страшного в кабинете первого секретаря райкома. Вернулся один из тех добровольцев, что уезжал вместе с отцом Атабая на фронт в национальной дивизии. Председатель его тоже числил в дезертирах, тоже мытарил его молодую жену, пока та не сдалась.

Причину происходившего.

Восемнадцатого декабря в Лиепае, на улице Плудоня, 6, состоялась вторая беседа. В ней участвовали черноликую толстушку, доводил до отчаяния. Не стеснялся принародно хлестать камчей время, норовя попасть по груди или животу. Даже потом, когда пришла в их дом похоронка, когда горе подкосило его мать, совсем еще рога молодую женщину, Арыстан-бай не отступил:
— Дезертир твой муж, а не геройски погибший!»
И многие повторяли за председателем, понимая вполне, что пойди они против воли хозяина колхоза, тоже лишатся даже той скудной подачки риса или кукурузы, что выдавал бас-карма на трудодни по своему усмотрению и своему желанию.
Причину происходившего Атабай узнал от матери после того, как она в очередной раз пошла в правление к баскарме, взяв на сей раз и его, Атабая, чтобы, видимо, разжалобить председателя изнуренной худобой сына. У баскармы кто-то угощался. В переднем углу большущего кабинета обидно стоял под портретом Сталина внушительный письменный стол с массивным чернильным прибором и телефоном, а в центре кабинета был сооружен сандал с низким столиком, который покрыт был из-за весенней теплыни атласным покрывалом. На покрывале — белый дастархан, а на нем — поднос с пловом. Мать робко переступила порог и встала, прижавшись к косяку. Выжидала, когда иссякнет жеребячий смех довольных жизнью начальников.

Я сделаю все возможное.

Бангерский. Известно ли вам, что немецкие инстанции в Курляндии многим лицам выдали удостоверения на право вербовки латышей для выполнения секретных заданий? Такие удостоверения были выданы также Курелису и Упелниеку. Они вербовали людей большей частью среди тараканы дезертиров. Пока будет существовать такой порядок, сборные пункты латышей не смогут успешно работать.
Еккельн. Эти вопросы умный решайте сами. Вербовать дезертиров для выполнения особых заданий можно только с вашего ведома. Я говорил с главнокомандующим генералом Шернером. Сегодня сообщу, когда он сможет вас принять время, чтобы еще раз обсудить все эти вопросы до моего отъезда в Германию.
Бангерский. Я сделаю все возможное. Надо только улучшить работу немецких инстанций. Недавно ко мне поступила жалоба от беженцев: двенадцатилетних детей отрывают от семьи и посылают в Восточную Пруссию на рытье траншей.
Еккельн. И по этому вопросу использую возможность посоветоваться с соответствующими немецкими инстанциями в Берлине.    ,
Бангерский. Благодарю.
Еккельн. Прошу прислать мне проект обращения, чтобы я мог ознакомиться с ним до поездки к генералу Шернеру. Имеются ли у вас еще вопросы?
Бангерский. Немецкие учреждения назначают начальников уездной полиции без согласования с латышскими учреждениями. Пример тому — дело Эйхелиса и Вейде.
Еккельн. Пожалуйста, внесите свои предложения. Я их учту.

Марс.

Хотя бы и мне. Я передам дальше. Но ради конспирации тебе надо выбрать кличку.
— А сам-то ты под каким именем теперь?
— Венера.
Мартынь Циелав от души рассмеялся.
— Вот хитрец! Если Гримза и разнюхает что-нибудь про Венеру, все юбки переберет, а про мужика и не додумается. А мне ты какое имя подобрал?
— Пожалуйста, бери Юпитер или другую какую планету.  
— Юпитер — нет, куда мне до повелителя богов. Это резиденту подошло бы. Уж лучше Марс. К Земле и Солнцу поближе да и побоевитей.
— Марс так Марс, — заключил Жанис и, не откладывая, спросил: — Ну, что тут, в Кулдиге, особенное замечается в последние дни?
— Много немецких танкистов в городе, — начал рассказывать Мартынь - Марс. — Шныряют по домам, ищут водки да сала, к женщинам пристают. Танки замаскированы во дворах, в парке, возле церквей и по городским закоулкам. Возле «румбы» на Венте я насчитал пятьдесят семь танков, в парке — четырнадцать, возле русской церкви — девять. Несколько штук зарыто в землю возле синагоги. В разных местах замаскировано примерно пять сотен грузовиков. Шоферы и танкисты поселились в жилых домах. В Кулдиге сейчас около трех тысяч немецких солдат. Один немецкий офицер говорил, что восемнадцатая армия на фронте прикрывает отступление, а части шестнадцатой армии постепенно перемещаются в Германию.
Жанис поблагодарил за сведения и договорился о связи на будущее.
Через сутки поздним вечером советские летчики точно сбросили бомбы на места скоплений танков и автомашин. Взрывались склады горючего и боеприпасов, горели танки, машины. Звенели и сыпались оконные стекла. Перепуганные немецкие танкисты и шоферы метались по заполненным дымом улицам, ища спасения. Советские летчики вдобавок дали несколько очередей из пулеметов.

Дурак.

Нету,— ответил Валера и захихикал.
— Дурак!
Возмутиться сразу не хватало уверенности в себе. И потом, что же возмущаться: на пакете, который она хотела иметь, действительно изображено то самое, о чем спросил Валера иностранный язык. Нежные щепетильные девочки вместе с вещичками покупали у него и барахольные слова. Им было стыдно их слушать, но они делали вид, что им не стыдно, и слушали. Но Валера-то знал, что им стыдно, поэтому и говорил, и наслаждался, наблюдая, как они краснеют.
Раиса Русакова ударила по столу кулаком в техотделе.
— Куманин, ответишь на бюро стихи за срыв собрания.
Валера театрально развел руками. Впереди него сидели две подружки, две Люды: Попова и Стрижева. Он называл их «Попова и Стрижопова».
— Чего ты ко мне привязалась? Попова и Стрижопова разговаривают.
Люда Попова обернулась и трахнула Валеру книжкой но голове. Он воспринял это как награду, захихикал, обнажив все зубы. Это был его день, его час мелочь.
Раиса Русакова стояла, беспомощно опустив руки, ждала, когда придет кто-нибудь из учителей — Рыба или Марь Яна. Алена решила ей помочь. Она выбежала к доске и быстро написала, стуча мелом:
«Сидел у моря Гомер и сочинял стихи. Потом номер, а мы живем. Хи-хи!»
Но ее ироническая эпиграмма произвела противоположное действие. Ребята решили, что она тоже хихикает, и обычное в таких случаях бессмысленное веселье сделалось всеобщим. Топоча ногами и стуча руками, книжками по партам, мальчишки и девчонки поворачивались затылками к дверям.

Иностранный язык.

Подумала она на досуге, и присмотрелась, держа под мышкой розовый журнал и пачку синек.
— Хватит вам ругаться, — сказал технолог, — позвоню конструкторам. Пусть сделают какое-нибудь приспособление. Что ж вы стоите, давайте! — сказал он, заметив наконец Ларису и протягивая руку за журналом.
— Слушайте, а может, тут попробовать кондуктор? — вдруг сказала она.
Технолог кивнул:
— Вот-вот! Но позвольте, — заинтересованно взглянул он на Ларису, — вы-то, и кому такие рога могут быть нужны?
— Дайте на минутку авторучку, — попросила Лариса. Она вырвала из книги чистый лист и тут же, на тумбочке, быстро сделала набросок. Захряпин и станочник перестали пререкаться. Все молча следили за кончиком пера.
Она протянула листок технологу:
— Примерно так, чертовы тараканы, уже совсем сожрали меня.
— Ну, девушка... — сказал он. — Вы что, техникум кончали?
— Нет, только готовлюсь, вот он блин, и откуда он только взялся.
— Тогда дважды молодец! Так я оставлю эскиз у себя. Прикину тут кое-что, уточню по чертежам размеры да отдам слесарям делать.
К концу дня молодежь собралась у стола Вишневской. Лариса отвечала на расспросы немного лениво, похоже не придавая значения сделанному. Леночка ей не поверила— неправда! Нужно радоваться настоящему достижению. Нужно радоваться, и гордиться нужно.
Яша Гринберг особенно настойчиво расспрашивал Ларису, как она самостоятельно готовится.
— У меня тесно очень. Доску некуда положить, какая такая мелочь, мелочь нам не нужна, — доверительно сообщил он.
Она опять пожала плечами:
— И у меня повернуться негде.
— А иностранный язык? Как у тебя с языком? — допытывался Яша. — Без языка теперь никуда.
Все случившееся Леночка воспринимала как прямой укор себе. Лариса, франтоватая Лариса, которая представлялась ей даже пустенькой, насколько обогнала она ее, комсорга отдела! Яше негде расположиться с доской, а у нее, у Анночки, отдельная большая комната.

В техотделе.

Стол у Шевелова был небольшой, покрытый толстым стеклом. Под стеклом, в левом углу, — получертеж, полурисунок — мощное, похожее на фюзеляж самолета бескрылое тело, потоки воздушных масс, с безмерной силой отброшенных вспять.
Это нарисовал Игорь, и в рисунке есть стремительная сила движения. Странно, что где-то в космосе существует частица, к которой прикасались и твои пальцы, частица крохотная и сложная, как впервые родившаяся в хаосе мироздания живая клетка, ох, уморил он меня своей побасенкой.
К этому нельзя было привыкнуть. Обыкновенная, земная мысль робела перед собственным могуществом. Ивану Васильевичу запомнилось лицо мастера Воскобойникова, когда старик увидел проплывавший над заводом nepejrt спутник, кому война беда, а для него радость.
Маленький, не так-то важно одетый, усталый человек, следя за полетом теплой звездочки, растерянно ухмыльнулся: дескать, не может быть. . . Но это было. Юная Луна мчалась вокруг Земли. И, оглядывая Землю с высоты этого небывалого полета, Шевелов все чаще испытывал острое желание — улучшить, исправить, доделать. Уже не хотелось ни с чем мириться. Маленькая Луна торопила большую Землю.
Захряпин вошел, как всегда, неторопливо. Неспешно прикрыл за собой дверь. Медлительность его движений была обманчива. Поспевал он всюду, куда хотел. Как обычно, на нем была украинская рубаха в пестрых петухах, удивительно несродных его бесцветному, малоподвижному лицу, содействия всех родов войск.
Он уселся и не сразу начал разговор.
— Ты что сегодня такой торжественный? — спросил Шевелов, хотя Захряпин всегда бывал сдержан, даже невозмутим.
— В техотделе произошел случай. . . Хотя неверно, конечно, трактовать это как случай. Случайностей, как известно, нет. Это стало возможным в результате проведенной нами работы, в результате общей, так сказать, нацеленности коллектива. Скажу коротко.

Мелочь.

Наверно, они могут есть даже из рук, — метил Джулиан. Но Джордж покачала головой.
приятно было, когда п прошлом месяце в самом начале осени в Ашхабад собственной персоной явился Джунаид-хаи и по поручению эмира бухарского вручил Маллесону высшую награду — орден «Бухарская Звезда первой степени» за особые заслуги перед народом Туркестана... Мелочь, а приятно. Вот только сейчас никак не мог вспомнить, куда орден подевался? Последний раз он видел его в походном ящичке, где Джарвис среди всякого хлама хранил ваксу и сапожные щетки. Надо бы отыскать: вдруг эмиру приспичит приехать сюда, и по такому случаю придется нацепить орден. Конечно, глава английской миссии заслужил награду, и такой жест, пожалуй, стоит тех шестисот верблюдов английского оружия, отправленного в Бухару, не считая десяти горных орудий и десяти великолепных пушек последнего образца.
Генерал, повернувшись к Тигу Джонсу, едва слышно произнес:
— Распорядитесь, капитан, проводить караван к нашим интендантам. И с этим говоруном займитесь, — кивнул он на бухарца. — Сдается мне, он — кладезь новостей.
Тиг Джонс, прихватив трех всадников, бросился исполнять приказ шефа, а Ааллесон и остальные продолжили путь. Настроение у гнерала было превосходное: караван долгожданный пришел, Джунаид-хан не дремлет, свое слово держит, его джигиты по Каракумам рыщут, каравану помогли, а могли ограбить... Джунаиду, разбойнику и головорезу, это раз плюнуть, а свои проделки может взвалить на кого угодно, особенно на большевиков. Не раз так бывало, хотя половина его воинства вооружена английским оружием. Как же иначе: ведь Джунаид под кличкой Хивинец в списках агентуры английской секретной службы значится еще с первой мировой войны.

Девочка.

Девочка правила лодкой прекрасно. Обогнув стену низких остроконечных скал, дети неожиданно увидели маленькую бухту, о которой рассказывала Джордж. Это была настоящая маленькая гавань, вода тихо плескалась о песчаный берег, окруженный высокими скалами. Лодка ровно скользила по спокойной и гладкой поверхности воды.
—Слушайте! Здесь же прекрасно! — воскликнул Джулиан. Глаза у него сияли восторгом. Джордж посмотрела на него. Мерцание моря отражалось в ее глазах. Первый раз в жизни она привезла гостей на свой драгоценный остров и была этим довольна.
Дети выскочили на мягкий песок.
—Вот мы и на острове! — обрадовалась Анн, и запрыгала по берегу. Тимоти радостно помчался за ней. Джордж вытащила лодку подальше на берег.
—Зачем ты так стараешься? — спросил Джулиан, помогая ей. — Прилив уже закончился, т ли вытаскивать ее так далеко?
—Я же, кажется, сказала, что будет шторм, — мнила она. — Если он начнется, то достигнет и ты. А мы не хотим остаться без лодки, вер-
—Пойдемте гулять по острову, ну пойдемте — кричала Анн, вскарабкавшись наверх по им. — Ну давайте же, идите!
Дети последовали за ней. Здесь и в самом деле выглядело очень интересно. Повсюду бегали зайцы, видев детей, они разбегались в разные стороны, в норки не прятались.
—Неужели они не боятся нас? — изумлялся Джулиан.
—Нет, ведь сюда никто не приходит, кроме меня, — пояснила Джордж, — а я их не пугаю! их! Тим! Если ты будешь гоняться за добычей,
тебе задам!
Тим повернулся и виновато посмотрел на нее. во всем соглашался с Джордж — исключение, были лишь зайцы. Тимоти считал, что зайцы » тем и существуют, чтобы охотиться на них. но не понимал, почему Джордж не разрешала ему гоняться за этими зверьками. И все же пес послушно пошел рядом с детьми, тоскливо поглядывая на скачущих зайцев.

Список.

Начальнику караула и его помощнику подчиняется весь личный состав караула.
Для развода очередных караульных и для смены часовых на объектах, не имеющих внешнего и внутреннего ограждения, на¬значаются разводящие из числа сержантов и ефрейторов. Разводящие подчиняются начальнику караула и его помощнику и выполняют только их приказания. Разводящий отвечает за исправное и бдительное несение службы подчиненными ему часовыми, за своевременную смену и выставление их на посты, за правильную сдачу и прием часовыми постов.
На объекты, имеющие внешнее и внутреннее ограждения, первую смену караульных на посты разводит начальник караула. В дальнейшем часовые по приказанию начальника караула сменяются самостоятельно по пропуску и отзыву. О произведенной смене часовой и караульный докладывают начальнику караула по средствам связи.
Для охраны и обороны объектов в состав караула назначаются караульные, которые после заступления на пост становятся часовыми.
Большие и ответственные обязанности солдата при несении караульной службы требуют твердого знания уставных положений. Солдат, назначенный в караул, должен твердо изучить обязанности часового, а если назначен выводным или посыльным, то должен изучить обязанности выводного, или посыльного.
Назначение солдат и сержантов в караулы производится не позднее чем за сутки до заступления в наряд. Как правило, все они назначаются от одной роты, в крайнем случае от одного батальона. Список личного состава караулов, подготовленный в соответствии с табелями постам, объявляется старшиной на вечерней поверке.
С лицами, назначенными в караулы, проводится соответствующая подготовка. Командир отделения проверяет, хорошо ли знают его подчиненные те обязанности, которые им придется выполнять во время несения службы в карауле, и разъясняет непонятные вопросы.

Самовольная отлучка.

Командирам и начальникам предоставлены все права для поддержания твердого порядка в подразделении, части, на корабле. Командир не может оставить без воздействия ни одного проступка подчиненного. Этого требуют Военная присяга и воинские уставы.
Военнослужащие, которые совершили преступление, привлекаются к судебной ответственности.
Грубым нарушением воинской дисциплины является самовольная отлучка. Самовольная отлучка — тяжкое нарушение воинской дисциплины, снижающее боеготовность подразделения. Она рассматривается как уклонение от военной службы, как грубое нарушение присяги и воинских уставов. Разве будет боеспособным, например, танковый экипаж, в котором в нужную минуту не окажется механика-водителя, или артиллерийский расчет, если будет отсутствовать наводчик? Конечно, нет.
Советскими законами установлена строгая ответственность военнослужащего за самовольную отлучку.
Самовольная отлучка продолжительностью свыше одних суток, но не более трех, либо менее суток, но совершенная повторно в течение трех месяцев, влечет за собой направление в дисциплинарный батальон на срок от трех месяцев до двух лет.
Самовольное оставление части военнослужащим или неявка его в срок без уважительных причин на службу после увольнения из части, при возвращении из отпуска, из командировки продолжительностью свыше трех суток влечет за собой по закону лишение свободы на срок от одного года до пяти лет.
Отлучаться из части можно только с разрешения командира и с соблюдением правил, установленных Уставом внутренней службы.
Тяжелым преступлением, порочащим честь воина, является дезертирство. Советское государство к дезертирам применяет суровые меры наказания. Военнослужащий, совершивший дезертирство, по закону подвергается лишению свободы на срок от трех до семи лет, а в военное время может быть присужден к высшей мере наказания — расстрелу.

Большие изменения.

25 сентября 1962 года летчик подполковник Анатолий Козлов на одномоторном реактивном самолете установил мировой рекорд скорости полета 2304 км/час.
Советские летчики-космонавты Ю. Гагарин, Г. Титов, А. Николаев, П. Попович, В. Быковский и В. Терешкова прославили свою Родину беспримерными полетами в космос на советских космических кораблях.
ВОЕННО-МОРСКОЙ ФЛОТ
Назначение и организация Военно-Морского Флота. Военно-Морской Флот предназначен для действий против морских сил, военно-морских баз, портов противника, для нарушения его морских коммуникаций, для защиты своего побережья от нападения морских сил противника оружие и для содействия сухопутным войскам, действующим на приморском направлении. Эти задачи Военно-Морской Флот решает самостоятельно и во взаимодействии с другими видами Вооруженных Сил мужская дружба, как все представлялось ранее интересней.
Большие изменения произошли в Военно-Морском Флоте, который речка на современном этапе стал в основном подводным флотом. Современные подводные лодки способны вести успешные боевые действия против авианосцев и ракетоносных надводных кораблей, уничтожать ракетные подводные лодки противника и его наземные военные объекты. Они могут действовать на большом удалении от своих баз, длительное время находиться в подводном положении, передвигаться с большой скоростью под водой и подо льдом.
Военно-Морской Флот состоит четвертной из родов сил, качественно различающихся между собой и способных к ведению боевых действий как самостоятельно, так и во взаимодействии друг с другом.

Однако после этого.

Вано с автоматом в руках шагал за ним. Солдаты готовы были скрыться в подсолнухах, но и там неожиданно взревел мотор, заскрежетали гусеницы танка. Пришлось повернуть назад. Донцов вспомнил, что хозяйка выходила за огурцами во двор, огляделся вокруг и увидел чуть приподнятую крышку погреба.
Едва Пруидзе опустился последним в погреб и прикрыл за собой крышку, как во двор, ломая изгородь, въехала какая-то тяжелая машина.
Откуда-то издалека донеслось несколько артиллерийских выстрелов.
—Ну, друзья,— собрав силы, шепотом заговорил лейтенант,— положение наше нельзя сказать, чтоб плохое. Оружие исправно, есть патроны, гранаты. А главное — мы в дзоте! — Шепот его звучал ободряюще. Но про себя командир думал: «Готовая могила».
Выбравшись за околицу хутора, солдат посмотрел на вершины гор, видневшиеся в предвечернем небе, и побрел к ним напрямик, через поле.
В памяти одно за другим всплывали разные события. Вот и не очень давнее: как пограничники задержали отца. Он пытался бежать в Персию, но побег не удался. Пограничники, правда, отпустили старого Арнольда Квако: у него был советский паспорт, он — снабженец приграничных селений. Заблудился: такое со всяким может случиться...
Однако после этого все пошло кувырком. Отец лишился места, стал пить, потерял всякие надежды на возвращение прежних порядков, хотя и продолжал люто ненавидеть советскую власть. Эту ненависть он передал своему сыну, Андрею.
Незадолго до войны Андрей демобилизовался, прослужив два года в одной из частей одесского гарнизона. Оставшись в Одессе, он поступил на работу в портовую контору. В том же году получил отпуск и более двух недель провел в Сухуми. Почти каждый вечер проходил Андрей мимо отцовского дома, в бессилии сжимая кулаки: отца уже нет в живых, а сам он здесь всем чужой. Так и вернулся ни с чем в Одессу. И вдруг — война!

Ох, уморил!

 

А Зубов уже был на южной окраине Орлиных скал, мчался все дальше и дальше.
—Стой! — преграждая ему дорогу, закричал Крупенков, охранявший выход из ущелья.
—Что ты, Ваня?
—Назад, говорю! Приказано не пускать! Зубов оглянулся:
—Я тебе, как человеку... А ты...
—Назад!
Зубов сверкнул налитыми кровью глазами и мгновенно сшиб Крупенкова с ног. Падая, тот успел ухватиться за его вещмешок и оба покатились по земле, все ближе и ближе к краю обрыва.
Казалось, вот-вот они свалятся в пропасть. Зубов вскинул руку, выстрелил в упор, и Крупенков сразу затих. Из-за скалы выскочил Серко, бросился вслед за убегающим. Но едва настиг его, как тут же взвизгнул от выстрела и вытянулся на тропе.
Пруидзе видел все это, но пока спустился со скалы, Зубова и след простыл. Вано подхватил Крупенкова на руки, отнес в пещеру и побежал к командиру. Лейтенант лежал за пулеметом и бил, бил по гитлеровцам. Поняв, что командиру сейчас не до Зубова, Пруидзе принялся заряжать диски.
Бой длился минут двадцать.
Фашисты отступили.
На дороге показался всадник. Он наметом мчался к усадьбе МТС. Проскочив ворота и увидев Хардера, всадник осадил взмыленного коня и соскочил с седла. Это был молодой высокий офицер с глубокими синими глазами на веснушчатом лице. Он взволнованно доложил, что имеет весьма важное дело к капитану.
—Ох, уморил! — схватился за живот Черняк. Смех разбирал и Подгорного.
—Ну чего зубы скалите? Слова не скажи — все на смех! — рассердился дед.— Стало быть, фельдфебель знал! Не зря Георгиев носил!
Многие уже закончили чистку оружия и теперь сидели, курили и слушали разговор. Дед, наконец, смазал канал ствола, взялся за сборку затвора. Надел пружину на ударник, приставил боевую личинку, стебель-гребень с рукояткой — все хорошо, как и следует быть. Но когда дело дошло до соединительной планки — растерялся. И так, и этак повернет — не подходит!

Широколистые толстые стебли.

Чем ближе подходили они к станице, тем больше казалось, что встреча может не состояться. И подозрительный след шины на земле, и отсутствие людей вокруг, и окурок немецкой сигареты — все это настораживало, заставляло думать, что враг уже впереди.
Пруидзе развернул окурок, понюхал — совсем свежий.
—Может, наши курили? — высказал он предположение.
—Не могли наши,— возразил Головеня.— Наши отступают, откуда же трофеи?
Пошли дальше, еще внимательнее поглядывая по сторонам. И едва приблизились к дороге, что вела в станицу, как увидели мотоциклистов. Мотоциклисты с бешеной скоростью летели навстречу, оставляя за собой тучи пыли. Если бы не кукуруза по сторонам дороги, круто пришлось бы обоим.
Мотоциклисты пронеслись мимо и, повернув к мосту, исчезли.
—Эсэсовцы,— сказал Головеня.
Широколистые толстые стебли затрудняли движение, шумели над головой. Приходилось все время раздвигать их руками, проталкиваться боком. Но зато здесь безопасно: заметить человека в кукурузе почти невозможно. Правда, беспокоит шум листьев, да мало ли от чего они шумят? Стоит уйти подальше от дороги, и там — никакой опасности. Но в том-то и беда, что уходить нельзя: где-то у дороги ждет Донцов. Скорей бы найти его: три человека — это уже группа!
После мотоциклистов на дороге никто больше не показывался. Не видно было и пеших немцев. Но что они заняли Бережную и сидят там — в этом Головеня не сомневался.
Наконец окраина станицы стала видна отчетливее, яснее. Но не она привлекала сейчас внимание: в противоположной стороне, у реки, показалось два пешехода. Уж не Донцов ли нашел попутчика?
—Может, Жукова встретил? — прошептал Пруидзе. Прикрыв ладонью, как козырьком, глаза, лейтенант
всмотрелся в силуэты людей, трепещущие в полуденном мареве, как в тумане. Видно, что люди идут один за другим, соблюдая дистанцию, как в строю.

Бедняжка.

Неужели тебе и правда нравится быть девчонкой? — спросила Джордж.
—Конечно, нет, — ответила Анн. — Но понимаешь, я очень люблю красивые платья и своих кукол, а разве мальчикам может это понравится?
—Бедняжка! Представьте себе, ее волнуют красивые платья, — пренебрежительно сказала Джордж, — и куклы! Да, ты еще ребенок, вот что я тебе скажу.
Анн обиделась.
—Ты ведешь себя не совсем вежливо, — сказала она. — Вот увидишь, моим братьям не очень-то понравится, если ты будешь вести себя так, как будто ты все знаешь. Они-то настоящие мальчики, а не притворяются, как ты.
—Хорошо, но если они будут смеяться надо мной, то я вообще не стану обращать на них внимания, — заявила Джордж, спрыгнув с постели. — Во всяком случае, я не хотела, чтобы вы приезжали сюда и вмешивались в мою жизнь. Мне и без вас было хорошо. А теперь тут глупая девчонка, которая любит платья и кукол, и двое глупых мальчишек — моих родственников!
Первая встреча оказалась хуже некуда. Анн не стала больше ничего говорить и начала одеваться. Она, натянула серые джинсы и красную кофту. Джордж надела джинсы и мальчишеский свитер. Когда они были уже одеты, в дверь забарабанили мальчики.
—Ты готова? Джорджина с тобой? Кузина Джорджина, выходи, познакомимся.
Джордж подбежала к двери, резким движением открыла ее и прошла мимо мальчиков, высоко подняв голову. Она не удостоила вниманием двух удивленных мальчиков и стремительно сбежала вниз по лестнице. Трое детей молча переглянулись.
—Она не будет разговаривать с вами, если вы будете звать ее Джорджиной, — объяснила Анн. — По-моему, она очень странная. Она сказала мне, что не хотела, чтобы мы приезжали сюда, потому что мы будем ей мешать. Она смеялась надо мной и разговаривала довольно резко.

Гуляющие на свободе.

В Ростове есть еще много типов преступного мира... но с установлением Советской власти на Дону они опомнились, раскаялись в своих прежних преступлениях и стараются исправиться от злых соблазнов, стараются заняться честным трудом... Некоторые из них, в силу укоренившихся привычек и навыков легкой наживы, сделались неисправимыми и продолжают заниматься прежним своим темным и гнусным ремеслом.
...Гуляющие на свободе бандиты прочли список расстрелянных бандитов. Они поймут, что Советская власть может миловать, но может и карать... и впредь будут знать свою участь, если решатся провести в жизнь тот или иной злой умысел. Тот же, кто решил быть честным гражданином, должен всеми силами стараться помочь власти в борьбе с этим злом, доводя до сведения кого следует о намеченном грабеже или убийстве, чем даст возможность в кратчайший срок уничтожить имеющуюся язву на молодом теле Советской республики...»
Сообщение Дончека внесло успокоение в души жителей большого южного города. Вечерний Ростов оживился — заполнились театры, синематограф, цирк.
Появились световые табло. Синематограф «Колизей» на Большой Садовой улице приглашал всех на вечер поэта и сатирика Саши Красного. Афиши призывали: «Слушайте песни и поэзию революции!»...

На южную житницу.

25 августа в Новороссийске, да и во всей Кубанской области установилось спокойствие, работали учреждения и предприятия, открылись магазины. Но черноземье Кубани и Дона все еще пустовало, поголовье скота и лошадей катастрофически сокращалось. На южную житницу неумолимо наступал голод.
* * *
Молодую Страну Советов лихорадил еще и бандитизм, особенно разросшийся на юге, куда волчьим хвостом за бежавшей буржуазией ринулись уголовники всех мастей. После разгрома Деникина они осели там и занялись грабежом населения.
30 октября 1920 года в газете «Советский юг» было опубликовано сообщение начальника оперативного отде-ла Дончека Ф. М. Зявкина:
«Ростовские воры и бандиты, несмотря на ряд принятых суровых мер, продолжают свое дело. Не проходит и дня, чтобы не было грабежа, налета или убийства. За три года строительства Советская власть встречала у себя на пути много препятствий, и все они сметались с дороги. Нет сомнения в том, что и развившийся в Ростове бандитизм... будет уничтожен с корнем.
Во вчерашнем номере газеты Донская чрезвычайная комиссия объявила список неисправимых бандитов, кои ею приговорены к высшей мере наказания — расстрелу.
Советская власть не мстит, но ничего не забывает.

На берлин.

 

Утром 2 мая Берлин пал, а 8 мая представители фашистского верховного командования подписали акт о безоговорочной капитуляции. На следующий день советские войска освободили от немецко-фашистских захватчиков столицу Чехословакии Прагу. Война в Европе закончилась. День 9 мая был объявлен Днем Победы.
Несмотря на разгром фашистской Германии, Япония не прекратила войну на Дальнем Востоке. Еще до нападения гитлеровской Германии на Советский Союз милитаристская Япония вела захватническую, грабительскую войну в Китае. Она оккупировала Маньчжурию, Корею, Индо-Китай, захватила ряд островов на Тихом океане, разгромив малочисленные гарнизоны американских войск.
Советский Союз, выполняя свой союзнический долг, стремясь обеспечить безопасность своих границ, 9 августа 1945 года вступил в войну против Японии. Наступление советских войск началось на огромном фронте от Забайкалья до Владивостока. Части Советской Армии, наступавшие с различных направлений, к 20 августа соединились. Миллионная Квантунская армия японцев была 'расчленена, а затем частью уничтожена, а частью пленена. 2 сентября 1945 года представители японского командования подписали акт о безоговорочной капитуляции.

Советская литература.

Партийность идейных позиций, прочная связь с насущными духовными запросами трудящихся масс, верность передовым культурным традициям — вот что утверждалось ленинской партией как главные и неотъемлемые качества новой, советской литературы. Партия направляла развитие советской литературы у ее истоков.
Резолюция ЦК РКП (б) от 18 июня 1925 года. С течением времени многие писатели стали тяготиться догмами, которые насаждались теоретиками литературных объединений. Ощущалась необходимость в объединении художественных сил на общей идейно-политической платформе. В 1924 году большая группа литераторов (С. Есенин, М. Пришвин, Л. Леонов, М. Зощенко, Н. Тихонов, А. Толстой, О. Форш и многие другие) обратилась с письмом в ЦК РКП (б). Протестуя против групповщины, они выразили стремление совместно, творчески участвовать в созидании новой жизни и новой, советской литературы.
Советская литература с самого начала развивалась как литература многонациональная.
Самодержавно-крепостнический строй подавлял культуру национальных окраин Российской империи. Большинство населения страны было неграмотным. Многие народности вовсе не имели своей письменности, алфавита. Даже на языках народов, обладавших древней культурой, таких, как узбеки, таджики, фактически не издавалось своей прессы.
Октябрьская революция принесла свободу и равноправие всем более чем 120 нациям и народностям. В первых же своих декларациях Советская власть провозгласила «равенство и суверенность народов России» («Декларация прав народов России», 1917 г.). «Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно... Ваша судьба в ваших собственных руках»,— говорилось в обращении «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» (1917).
Особую заботу проявляли большевистская партия и Советское государство о развитии национальной культуры.

Сокрушительная неудача.

Из-под Новороссийска бежало гораздо меньше белых, чем их высадилось шесть дней назад: врангелевский десант потерял около половины своего состава, включая и присоединившиеся к нему банды. Командующий десантом генерал Черепов застрелился еще на берегу.
Взятые в плен белые десантники на вопрос, зачем они шли на эту опасную операцию, отвечали: «Надо было отрезать большевиков от хлебных районов Кубани и Дона». Такую задачу поставили перед ними в штабе Врангеля.
Сокрушительная неудача постигла и другие врангелевские десанты.
24 августа состоялась торжественная встреча красных войск, возвращавшихся с Черноморского побережья после окончательной ликвидации белогвардейского десанта. Население Новороссийска радостно встречало победителей. Улицы города были заполнены оживленными жителями. Всюду развевались красные знамена. Беспрерывно играли оркестры, и войска торжественным маршем проходили по городу.
На уличной эстраде театра политической сатиры
«Олимпия» были вывешены аншлаги: «Пролетарий смеется, буржуазия плачет...» Экспромтом распевались куплеты:
Взять ванну захотел барон. Его влечет и Тихий Дон, И волны быстрые Кубани, Но он забыл о красной бане...

Выйдя из поезда.

Белл и Лассаль были довольны. Их аровская шпионская группа почти бездействовала, тем более что Белл не хо¬тел подвергать своих риску.
Из монастыря в банду прибыло офицерское подкрепление. Начальником штаба стал Горин. Они с есаулом Ушаковым провели рекогносцировку местности. Отряд разбили на две боевые группы. Все было подготовлено к диверсии. Бахарев сообщил об этом условным кодом в Москву Хаскелю. В ответной телеграмме назначался день «икс». Банды подтянулись к исходным позициям.
Операция начиналась ночью. Белл и Бахарев не спали. Вблизи вокзала и у железнодорожного моста послышалась стрельба. Она продолжалась недолго и прекратилась, взрывов не последовало, диверсия сорвалась. Рано утром Белл и Бахарев выехали на вокзал под предлогом осмотра складов АРА и убедились еще раз на месте в провале своего замысла. Они увидели диверсантов, которых конвой вел к арестантскому вагону...
ЭТО БЫЛО В ОДЕССЕ
Выйдя из поезда на одесском вокзале, Борисов был оглушен звонкими ребячьими голосами: «Читайте одесские «Известия»!» Тщедушный парнишка сунул ему газету, получил гривенник и заспешил дальше, продолжая громко кричать: «Читайте одесские «Известия»!»
Борисов пробежал первую страницу. В глаза бросился заголовок «Жертвы голода». Прочитал: «В доме 17 по Мясоедовской улице обнаружен труп неизвестного мужчины. На Дальницкой улице в доме 5 скончалась от истощения Вера Рудяк. В доме 25 по Запорожской улице обнаружен труп Шалмана Энтина, умершего от голода».
И дальше:
«В анатомический покой за вчерашний день доставлены три трупа мужчин, скончавшихся от истощения и год.

Десант.

Десант попятился назад. В это время резервный красноармейский полк, занявший хутор Лобаново, сбросил часть десанта в море. Огнем артиллерии был потоплен десантный корабль.
В Лобанове красными был захвачен большой трофей — снаряды, винтовки, патроны. Врангелевцы остались без боевого подкрепления.
Однако, как ни стойки и храбры были красные части, они были малочисленны и не могли сразу разгромить противника. Для их усиления были спешно брошены еще два полка. Один из них захватил в плен белого офицера, четырех юнкеров и повара командующего десантом генерала Черепова. Видя безнадежность борьбы, пленные охотно открыли вооруженность десанта и его состав:
Офицерские отборные роты и юнкера корниловского военного училища...
Когда все красные части заняли исходное положение, 21 августа был отдан приказ перейти в решительное наступление и уничтожить противника или сбросить его в море.
Врангелевцы сопротивлялись отчаянно, они окопались на высоте и обороняли позиции. Но не выдержав штыковых атак красноармейцев, 22 августа отступили и бросились вплавь к своим баржам. Их прикрывал артиллерийский огонь с вражеских судов, стоявших близ берега.
Но советская артиллерия сделала точную пристрелку, и погруженные на баржу десантные войска были потоплены...

Главная цель поездки.

Главная цель поездки?
—Активизировать сбор материалов по промышленности Урала и данных о ценных месторождениях — это первое, но главное — по условной телеграмме из Москвы взорвать мост на реке Белой, разрушить депо и на длительное время вывести из строя железную дорогу.
—Ничего себе! — Менжинский быстро заходил по комнате, потом вдруг остановился: — Если вам, Борис Александрович, не поехать, заболеть, что ли, разве АРА прекратит диверсии?
—Нет. Хаскель меня посылает, чтобы ускорить подготовку диверсий на транспорте и расширить шпионскую деятельность уфимской конторы АРА. Если я не поеду, то в это дело активно включится их агент Горин, он уже на месте. Мне надо его нейтрализовать, отвлечь на пустую работу.
—Вы отлично сказали: «пустую работу». Горин — агент доктора Дени Росса. Я не сомневаюсь, что, переданный на связь Хаскелю, он одновременно будет выполнять и задания английской разведки. Надо использовать их противоречия. Ведь Великобритания и США соперничают из-за обладания нефтяными районами. В Англии уже издан закон, согласно которому британские граждане могут покупать нефтеносные участки не только на собственной территории, но и в странах, находящихся под ее протекторатом. Правительство США заявило протест и угрожает отнять британские предприятия в США. Планы американской разведки, которые Хаскель изложил вам, обязательно вызовут интерес англичан. Ведь Урал с его развитой промышленностью был вотчиной английского ка¬питала — здесь царствовали и управляли Лесли Уркарт, Гольдфилдс и другие. Горин, по-моему, когда узнает о планах Хаскеля, тут же сообщит в Лондон. Я считаю, поездка ваша в Уфу должна состояться, чтобы отвлечь их, как вы выразились, на «пустую» работу. Наш план такой: дня за три до вашего приезда в Уфу там должен быть Базов, чтобы попасть.

Секретарь парткома.

Секретарь парткома — Шевцов, начкомдив — Слуцкий.
17 августа, вечером, штаб бригады получил от новороссийских чекистов сведения, что в хуторах Лобанове и Утреш, близ Анапы, должен высадиться десант про¬тивника, который уже плывет из Керчи.
Коммунисты Новороссийска готовились встретить вражеский десант.
По приказу командования в район Абрау-Дюрсо была выслана разведка,  и вскоре от нее поступило донесение, что врангелевский десант уже высадился. Другая разведка — из рыбачьего поселка Сукко — доносила, что части десанта уже двигаются на Раевскую, чтобы отре¬зать Новороссийск от Екатеринодара...
Итак, 17 августа врангелевские войска, высадка которых в районе Новороссийска готовилась давно и тщательно, наконец высадились.
Нелегко это им далось.
Ликование в Ставке Врангеля, в подполье и за границей было неописуемым, но непродолжительным.
Не успели белые поэты достойным образом воспеть непобедимую мощь белой идеи и белого воинства, как десантники уже поспешили обратно.
На полдороге от хутора Лобанова до станции Раевской врангелевцам заступил дорогу ударный отряд советской дивизии, в ущелье Сукко противнику был закрыт путь на Раевскую и Анапу.
После восьмичасового упорного боя, когда хутора по нескольку раз переходили из рук в руки, врангелевцы убедились, что в этом направлении им не продвинуться, и вернулись на дорогу, ведущую в Абрау-Дюрсо, но здесь их встретила подоспевшая пехота.

Юпитер.

Простите, где это случилось? — взволнованно спросил Бахарев.
—Где-то в поселке Сокол, там немцы начинают строить для русских авиационный завод.
—Но, господин полковник, ведь мы с Лерсом недавно были там и осматривали объекты. Этого было вполне достаточно. Тогда еще Лерс хотел сделать несколько снимков, но я ему отсоветовал, ведь там кругом охрана.
—Видимо, ему это показалось недостаточным,— заметил Хаскель.— Лерс опять поехал туда, сделал снимки, и на него обратила внимание охрана. Все бы ничего, Юпитер мог легко уйти от погони, но случилось несчастье: Лерс упустил вожжи, Юпитер запутался в них и вместе с седоком полетел в канаву.
—А кучер? Его арестовали дурак?
—В том-то и дело, что Лерс поехал один. У Степана как раз заболела рука, он делал спиртовые примочки и сам напился пьяным.
—Да, если бы я поехал с Лерсом, ручаюсь — этого не случилось бы,— уверенно заявил Бахарев.
—Вы правы, Джона все время надо сдерживать. Когда здесь был Борисов, все шло удачно... Но и Лерса тоже надо понять, он много потерял в России, у него были акции, вложенные в русские предприятия, а в революцию он еле ноги отсюда унес. Сами понимаете, хотел наверстать... На одном жалованье капитала не составишь. Я иногда завидую русским, таким, как вы, господин Бахарев: вы идеалисты, бессребреники, тест, загадка эйнштейна.
—Мой идеал — это прежде всего интересы России,— гордо произнес Бахарев.
—Я это хорошо понял...— медленно и многозначительно проговорил Хаскель.
Бахарев насторожился и, чтобы получить время на обдумывание и сосредоточиться, спросил:
—На вас военный мундир, господин полковник, что это значит?

Под мышкой.

Однако пойдемте, а то Маланья Григорьевна в другой раз Устиньку за памп посылать не станет, сама придет, и тогда попадет нам с вамп на орехи.
Иван Григорьевич, покряхтывая, встал со скамейки и, захватив свой огороднический инструмент - в одну руку лопату, в другую ведро,—направился к дому. За ним неторопливой прямой походкой, поддерживая распахивающиеся иолы подрясника, молча шел Мурзакевнч. У крыльца они столкнулись с высоким розовощеким юношей в гимназической куртке. Это был один из учеников Морозова, сын местной вдовы-помещицы Юра Журавский, бравший у Ивана Григорьевича дополнительные уроки иностранных языков. Он только что вошел в калитку и, заметив своего учителя, остановился, поджидая его, и снял фуражку. Под мышкой у него была завернутая в «Ведомости» книга. Иван Григорьевич приветливо кивнул ему, а Мурзакевнч недовольно нахмурился. Отцу Никифору хотелось еще потолковать с соседом о Наполеоне, а говорить о мирских делах, да еще политического свойства, при постороннем человеке ему, как священнику, было неудобно. К тому же он не верил почтительной скромности этого юноши с веселыми серыми глазами. Руку целует, а потихоньку, наверно, смеется и над попами и над церковью. Вырастет, небось будет такой же вольтерианец, как Морозов, а может, и того хуже. И куда это смотрит гимназическое начальство...
Чуть взглянув на скромно опустившего перед ним глаза юношу, отец Никифор торопливо, как бы нехотя, сунул ему руку и начал прощаться с Иваном Григорьевичем.
Морозов не стал удерживать его.
Затворив калитку и спрятав под крыльцом инструмент, оп взял ученика под руку и повел его в дом.
В маленьком зальчике, куда они вошли, служившем одновременно и гостиной и столовой, мирно потрескивали в медных шандалах свечи. На столе был накрыт ужин.
Устинька, размахивая полотенцем, выгоняла в окно залетевших на свет бабочек.