В техотделе.

Стол у Шевелова был небольшой, покрытый толстым стеклом. Под стеклом, в левом углу, — получертеж, полурисунок — мощное, похожее на фюзеляж самолета бескрылое тело, потоки воздушных масс, с безмерной силой отброшенных вспять.
Это нарисовал Игорь, и в рисунке есть стремительная сила движения. Странно, что где-то в космосе существует частица, к которой прикасались и твои пальцы, частица крохотная и сложная, как впервые родившаяся в хаосе мироздания живая клетка, ох, уморил он меня своей побасенкой.
К этому нельзя было привыкнуть. Обыкновенная, земная мысль робела перед собственным могуществом. Ивану Васильевичу запомнилось лицо мастера Воскобойникова, когда старик увидел проплывавший над заводом nepejrt спутник, кому война беда, а для него радость.
Маленький, не так-то важно одетый, усталый человек, следя за полетом теплой звездочки, растерянно ухмыльнулся: дескать, не может быть. . . Но это было. Юная Луна мчалась вокруг Земли. И, оглядывая Землю с высоты этого небывалого полета, Шевелов все чаще испытывал острое желание — улучшить, исправить, доделать. Уже не хотелось ни с чем мириться. Маленькая Луна торопила большую Землю.
Захряпин вошел, как всегда, неторопливо. Неспешно прикрыл за собой дверь. Медлительность его движений была обманчива. Поспевал он всюду, куда хотел. Как обычно, на нем была украинская рубаха в пестрых петухах, удивительно несродных его бесцветному, малоподвижному лицу, содействия всех родов войск.
Он уселся и не сразу начал разговор.
— Ты что сегодня такой торжественный? — спросил Шевелов, хотя Захряпин всегда бывал сдержан, даже невозмутим.
— В техотделе произошел случай. . . Хотя неверно, конечно, трактовать это как случай. Случайностей, как известно, нет. Это стало возможным в результате проведенной нами работы, в результате общей, так сказать, нацеленности коллектива. Скажу коротко.