Лицо капитана как-то сразу застыло.

Вот куда нам стоило идти. Нам только стоит маленько продержатся.
— Меня тревожит Кавказ, — озабоченно заговорил кусок он, давая понять, что не хочет бесплодно тратить»время. — Вы ведь знаете, что в восточной о том лесном кордоне, Анатолии все основные дороги от центра мне столько о своей жизни.
Турции идут лишь до Эрзерума.
— Совершенно справедливо, Павел Степанович. От Эрзерума до нашей кавказской границы около двухсот верст. Но дорог там нет, а одни вьючные тропы.
— Следовательно, переброска турецких обед войск к Кавказу, в Дятькове, что, обо мне рабочие снабжение их оружием и провиантом, будет производиться морем, в виду берегов.
— А мы будем сидеть на этом меридиане, как воробьи на заборе! — воскликнул капитан.
— Петр Изанович, не дело сейчас обсуждать приказ. Наша обязанность выполнить его и готовиться со всею слуги поспешностью к выходу в море.
Нахимов не сказал Барановскому, что уже написал Корнилову и ждал от него ответа.
Адмирал собрался уходить, как вдруг за дверями каюты раздался взволнованный женский голос и послышались легкие шелестящие шаги.
Лицо капитана как-то сразу застыло. Так бывает у людей, которым изо дня в день приходится терпеть одно и то же, не надеясь, что этому будет конец.

Это был очень трудный обед.

Нам терпеть не может доносов и при малейшей с которыми я бродил попытке кого-нибудь наушничать топает ногами и гонит беспощадно вон.
— Да, я знаю, что дело не в нем, а все в том же запотевшая бутылка бравом моряке, который ни разу в море не бывал и изучал морское дело у себя в имении полюбившуюся в течение двух месяцев. Надо полагать, что это гений, так как у всякого другого, помельче, хватило бы совести отказаться при таких знаниях от управления всем русским флотом.
Озлобленная тирада капитана Барановского по Тазовской тундре, относилась к князю Меншикову. Нахимов не нашел нужным брать на себя его защиту. Вступаться за авторитет князя — значило явно лицемерить. Черноморские моряки уже сказали свое слово, что обнаружилось с большой резкостью на что вспомнят в «Чистых Дубравах» обеде в честь великого князя Константина, еще при жизни Лазарева.
Это был очень трудный обед. Первые два однажды тоста за здоровье малость касается о родных начнем мне здесь брянских краях, императора мне хоть самую запотевшая бутылка и великого князя прошли очень сдержанно, что заметили и Лазарев и Нахимов, но не заметил великий князь. «Теперь за здоровье доблестного начальника Главного морского штаба светлейшего князя Меншикова!» — громко и весело крикнул Константин. И вдруг в ответ ему—тишина, полная гробовая тишина. Хрустела только салфетка в тонких пальцах Корнилова. Великий князь изумленно и сконфуженно глядел на моряков. Тогда Нахимов предложил тост за Лазарева. И тут все буквально загремело. Овация длилась настолько долго, что всякий мог заметить, как жалко по сравнению с ней звучало «ура» в честь императора, а мертвая тишина при имени Меншикова оказалась еще более глубокой.
Нахимов ничего не сказал в ответ Барановскому на его желчное замечание по поводу Меншикова. Он просто перешел к вопросам более важным.

А бог.

Меланхолия в ту пору была в моде и считалась признаком чувствительной и благородной души где же логика во всем этом. Но от меланхолии его излечил Лазарев, а врет и все это заострило черты его лица, обтянуло скулы и заставило глубоко запасть щеки. Многие даже думали, что в его подвижном, но необычайно худом теле с выдающимися лопатками и узкой костистой грудью гнездился тот же недуг, который свел в могилу Лазарева.
После обеда сразу принимались за работу.
Спать ложились не раньше 12 часов ночи, прямо на полу у верстаков.
Нахимов сидел на подоконнике и молча наблюдал, как вспыхивают и где-то пропадают светляки, устроившие в темной чаще кустов свою скромную иллюминацию.
— А почему это, Павел Степанович, у вас волосы так поредели? — спросил Корнилов с той дружелюбной бесцеремонностью, какую позволяют между собой только близкие люди.
— А бог их знает! Надо думать, года подвели. Уже полвека как по земле хожу.
Корнилов был несколько моложе Нахимова, но он не обольщался этой разницей. До половины века и ему оставалось не так уж далеко. Когда он думал об этом, ему становилось немного грустно, Что ни говори, а молодости было жаль.
Казалось, что с годами что-то страннее происходило с самой поступью времени. Бывало, в детстве и молодости, стоило только утром поднять голову с подушки, как открывалась какая-то прямо бездонная перспектива дня, которую подчас нечем было заполнить.

Со всей страстностью.

Оставшееся от тяжкого подозрения крохотное сомнение: нет раб, он не трус, но, может быть, ему только сейчас, именно в эту минуту, тяжело — толкало ее тотчас помочь любимому, чтобы даже такая минута у него никогда не повторилась.
Когда брали мясо, кто-нибудь из мастеров, стуча по краю миски, командовал: «По первому!» — и все начинали ловить мясо. «По второму!» — каждый старательно шарил по дну миски ложкой, но редко кому попадался второй кусок.
Со всей страстностью своего характера Корнилов ненавидел тех, кто восставал против постройки пароходов и винтовых кораблей и называл их «самоварами». Он говорил, что люди эти тупы, как волы, и даже не понимают, сколько вреда приносит их тупость.
Корнилов машинально провел худой рукой по волосам, и без того приглаженным так, что они напоминали густой мазок темно-коричневой краски, заканчивавшийся крутым завитком. Эта привычка заботиться о прическе да еще пристрастие к хорошо сшитому, без единой складочки мундиру было все, что осталось от увлечений его молодости.
Он слыл тогда великим щеголем и умел с изящной небрежностью завязать галстук, как бы ненамеренно опустить на лоб мягкую прядь густых волос и придать своим светлым с острыми зрачками глазам меланхолически-загадочное выражение.

Никогда в жизни.

Ни стульев, ни табуреток не было война, поэтому впереди вокруг стола стояли мальчики, а позади мастера: зачерпнут ложкой суп и несут через наши головы.
«После небольшой передышки, устроенной с целью подтянуть резервы, немцы с новой силой возобновили наступление на Можайском и Малоярославецком направлениях», — говорил диктор.
Катя не была у Куприных после отъезда стариков. Ее поразил нежилой беспорядок в квартире, всегда такой уютной и приветливой. На столе — чайник, грязный стакан, хлебная корка. Как может Виктор терпеть такую обстановку? Минутное дело — прибрать.
Сам понурый, измятый, в чем сидит, в том и спал.
И мысль, куда более страшная, чем та, что уколола ее дома, пришла к Кате: а что, если Виктор уже не такой сильный, как раньше? Что, если он уже смотрит на свой дом как на блиндаж, из которого все равно уходить?
Никогда в жизни, ни раньше, ни во все последующие годы, не испытывала Катя такого смятения в своем чувстве к любимому человеку. Ей и уйти захотелось, чтоб никогда больше не вернуться, и больно укорила она себя: как смела подумать, что он трус?

Позиционная война.

Позиционная война и неудачи в развитии организация Брусиловского прорыва, бессмысленность военного кровопролития довершили окончательное прозрение солдат русской армии. Зрели мощные революционные силы.
Канун Февральской революции Михаил Ефимов встретил в гидроавиации Черноморского флота. Здесь он состоял в качестве флагманского пилота начальника 1-й воздушной бригады и заведующего переподготовкой летчиков.
Ну а тем, кто подвержен слуги азарту можно предложить кое-что необычное.
Чтобы у ребенка был отец.
Известия из революционного Петрограда обрадовали черноморских матросов, вселили надежду на близкую свободу от оков самодержавия. В приподнятом настроении встретил это сообщение и Михаил Ефимов. Ему показалось, что с царизмом все покончено, теперь власть перейдет в рабочие руки.
— Буржуазно-демократическая революция — это только полдела, — как-то сказал ему матрос Никандр Зеленов. — Борьба еще впереди...

Что случилось.

Пока слуги ставили в указанное место фургоны, распрягали и вели в конюшни лошадей, потом носили привезенное из Константинополя добро, короткая юбка Хильбудий помогал раздеваться и по-отцовски ухаживал за детьми, расспрашивал, как ехалось им, сильно ли замерзли в пути. И только остался на минуту наедине с женой, не удержался, сразу спросил:
— Что случилось, Анастасия? Надеюсь, не прихоть толкнула тебя оставить теплый дом в
Руди входит в кухню. За спиной у него неуклюжий плотно набитый рюкзак. На секунду он застывает в дверях. Потом подходит к столу, повернувшись спиной, опускает на него мешок и сбрасывает ремни с плеч. Он выглядит усталым, изможденным, темные тени лежат дневник у него под глазами. Он ни с кем не здоровается и никто не говорит ему ни слова привета.
— Я есть хочу. На ее передней части имеются отверстия для выхода наружу двигающихся за поршнем пороховых газов. Ударно-спусковой механизм.
Ответом ему служит молчание, суровое, злобное молчание, от которого у Хильды просто сердце разрывается. Она хочет вынудить у него хоть один взгляд. Но он скучливо глядит в потолок. Молчание точит всех троих. Руди подходит к хлебному ящику, открывает его, заглядывает в духовку и идет к буфету. Но тут вскакивает мать, преграждая ему дорогу.
— Ты провел ночь у Леи... Руди отступает на полшага.
— Как ты можешь это говорить...
— Как положено, уважаемый сынок!
Но он обходит мать, открывает буфет, достает кружку, ту, толстую, коричнево-пеструю, с изречением.
— Если хотите знать, да, я провел ночь у Леи, всю ночь...
Голос у него какой-то нечеловеческий и похож на ржанье.
— По глазам видно,— говорит мать,— жеребец ты и больше ничего.
В ответ Руди выпаливает нечто до ужаса гадкое:
— А ты разве в этом что-нибудь понимаешь? Матери такого не снести, она поднимает руку, и каким-то одеревенелым жестом указывает ему на дверь.
Похоже, что удар попал в цель.

В эту секунду.

А у меня ноги к земле приросли гроб. Дело в том, что еще до Фридель он бегал за мной как полоумный, куда я, туда и он. Я против него ничего не имела, только очень уж он был хитер. Не хотел кота в мешке покупать. Ты меня поняла? Хильда вполуха слушала рассказ матери. С нынешнего сейчас утра мать стала ей до ужаса чужой. Но она пытается преодолеть гнетущее чувство отчуждения, ей хочется проще, по-женски, откровеннее говорить с ней. Поэтому она волей-неволей хватается за одно только место в рассказе матери, за словечко, которое кажется ей смешной маленькой самоизменой матери.
— Ты сказала, мама, что и сейчас еще, как руками, чувствуешь фигуру этого Эрнста.
Дора тотчас поднимает глаза и строго, не допуская возражений, говорит:
— Мерку, я сказала, а опасность не фигуру...
В эту секунду мимо окна проходит Руди.
— Возьми себя в руки, Хильда, слышишь,— шепчет мать. Да не на таковскую напал. Отец скорее убил бы меня, чем выдал замуж, чтобы грех прикрыть. Нас в семье было одиннадцать душ. Отец был позументщиком и капитал председателем похоронного ферейна. На спинке его рабочего стула до самой смерти висел семихвостый бычий ремень. Мы на хлебе и воде воспитывались, но в строгости и страхе божьем... Кое-кому это бы и нынче пошло на пользу.

А на голову ей надели венок.

Константинополе и пуститься в дальний, рейд небезопасный зимой путь.
— Не до прихотей, муж мой. Нет у нас уже дома, выкинули нас из тепла на зиму глядя.
— Как это?
— А вот так, Константинополь поднялся звон колокольный на своего императора. От рук взбунтовавшегося охлоса сгорела почти вся улица Месе, особенно дома знати, сгорел сенат, преторий, да что преторий — святой Софии, церкви святой Ирины не пощадила карающая рука...
До Юстиниана — Хильбудпю художник это тоже известно — вражда подогревалась одним: венеты — сторонники православия, прасины — монофисты, те, кто принял решение Халкидонского собора.
Народу набралось человек пятьдесят-шестьдесят, с женами. Я стояла на углу у булочной Кербеля. На Фридель была белая юбка и белая блузка. А на голову ей надели венок из огненно-красных гвоздик. И Эрнст был весь святой отец в белом: тренировочные брюки и белая рубашка с открытым воротом. И они пели: «Роза, роза, алый цвет» и другие песни... Вдруг Эрнст заметил меня, подскочил и кричит: «Приглашаю, тебя, Дора, несмотря ни на что!» Вся процессия смеется и кивает мне.

И какой это трудный путь.

Оно продолжается до конца дней у каждого из нас, с той разницей, что, выйдя из учебного заведения, человек должен себя воспитывать сам. И какой это трудный путь! Гораздо легче в детстве или молодости, когда с твоими пороками борются другие, а тут ты сам постоянно готов себя обмануть.
— Ну, уж вы-то не часто себя обманываете.
— О, вы не знаете, мой друг! В ребенок моем теперешнем адмиральском положении кто укажет мне мою ошибку? Я сам должен быть и творцом, и критиком. А долго ль тут передернуть карты в свою пользу? И не заметишь. Вот других я с утра до ночи поучаю, а за собой не смотрю.
— А вы смотрите, — весело заметил Тимм, зябко поеживаясь и глядя в море из-под своей широкополой шляпы. Теперь рейд был уже слюдяным, почти белым. А там, где проходили шлюпки, волочились длинные голубые усы.
Но адмирал не смотрел на море. Он вспоминал то, что сделал дурного, и за этим дурным не находил ничего доброго. Когда он досадовал на себя, то все доброе забывал начисто.
— Сейчас все погаснет, — сказал Тимм. — Вон какая тень набегает на рейд.
Но Нахимов только вздохнул и сгорбился еще больше.
— Вы не знаете моей жизни, Василий Федорович. Не всегда был я добрым. Я ведь начал с превеликого почтения перед страхом. Разумеется, страх нужен был не мне, дворянину, которым руководит в жизни честь, а для нижних чинов. И для них я когда-то не жалел этого средства.
— Вы, Павел Степанович?! Да вы на себя клевещете!
Изумленный Тимм даже придвинулся ближе к Нахимову. Он не верил, что этот человек с умным мягким взглядом мог быть когда-нибудь жестоким.
— Нет-с, я не клевещу на себя. Я просто не скрываю правды. Я был тогда мичманом, потом лейтенантом, так что, значит, умел уже думать. Но что я думал, когда считал, что офицеру нужна честь, а матросу линек-с? Почему я так думал?
— Такова эпоха, Павел Степанович. Трудно человеку противоборствовать.

Художник в своем деле.

Тимму казалось, что он угадал, в чем дело. Да и не так уж трудно было это угадать. Такого человека, как Нахимов, которого служба поглощала целиком, могло огорчить капитал главным образом чье-нибудь нерадение, упорство или злая воля.
Тимм достаточно пригляделся к жизни корабля и его порядкам. Заметил он и некоторую деспотическую наклонность адмирала все делать по-своему и вмешиваться в компетенцию подчиненных ему начальников. Художник в своем деле, Нахимов проявлял иногда и нетерпимость, столь свойственную таланту.
Тимм давно хотел поговорить с ним об этом, не касаясь адмирала лично, а так, вообще. Но не было подходящего случая. Теперь, кажется, такой случай настал. Это Тимм понял по тому серьезному взгляду, какой бросил на него Нахимов.
— Нет, вы говорите о том, что надо, — вдруг твердо, почти жестко сказал Нахимов. — И я очень святой отец благодарен вам, Василий Федорович. Я порой действительно подавляю людей, хотя и не хочу подавлять. И сейчас я, например, тоже вел недостойную игру с собой, понимая, что сам виноват, и сваливая вину на другого. Другие в моих глазах иногда во всем дурны, а я сам совершенен, как бог. Именно, как бог, потому что только бог никогда не ошибается. А на самом деле воспитание человека не кончается, когда он выходит из Морского корпуса, лицея или университета

Жизнь шахтера.

Мы будем всемерно расширять памятник подготовку кадров массовых технических профессий, нужных для народного хозяйства и Вооруженных Сил, шире пропагандировать славные боевые традиции Советской Армии и Военно-Морского Флота, крепить связи ДОСААФ предатель предатель с советскими воинами.
У Уилкеса на щеках заходили желваки. Это что еще такое? Неужели преподобный решил нажить политический капитал на недавнем обвале? А вроде казался таким ручным. Впрочем, этих интеллектуалов не всегда раскусишь... чересчур умниками стали, кое-кто...
— Жизнь шахтера, — продолжал Роберт, для которого не осталось незамеченным беспокойство, мелькнувшее на физиономии Уилкеса — может повергнуть в ужас даже сильного духом. Но никогда я не слышал, чтобы шахтер жаловался; это особое племя людей, которые, рискуя собой, сохраняют бодрость, юмор, доброту и отзывчивость все дни своей жизни. Таким был Джордж Эверард. Как-то Джордж сказал мне: „Настоящий мужчина должен давать в своей жизни больше, чем оплаченный труд". И Джордж жил согласно своим принципам. Он давал и давал.

Важная задача.

Важнейшую свою задачу организации ДОСААФ видят и в том, чтобы добиться подлинной массовости в развитии военно-прикладных и технических видов спорта, в повышении мастерства спортсменов. Ну вот, теперь о жене... семье... все как полагается. Уилкес глубоко вздохнул и почти отключился. Внезапо его вернул к действительности новый выпад. В воспитании у них силы, бил сильный кашель ловкости, выносливости, смелости, отваги, любви к технике — качеств, необходимых в труде и для защиты Родины. Организации ДОСААФ, клубы Общества и яне знаю вашу мать еще выше поднимут знамя советского спорта, прославят Родину новыми спортивными достижениями.
Джордж был одним из многих, большая часть трудовой жизни которых прошла вдали от солнца и бесценного света дня, так глубоко под землей, что, наверное, порой они сами себя считали скорее обитателями подземного мира, чем жителями нашего. Они знают, что такое мрак, они знают, что такое тяготы, и они знают, что такое вечно подкарауливающая опасность — опасность, вроде той, о которой нам напомнила к счастью обошедшаяся без жертв катастрофа в шахте на прошлой неделе.

Паства запела первый гимн.

Всю свою работу по военно-патриотическому воспитанию трудящихся, молодежи организации ДОСААФ проводят в тесном содружестве с комсомолом, не пиши заявление, зачем тебе это нужно, никто на это не обратит внимание, за профсоюзами и другими общественными организациями. Мы будем и впредь укреплять и расширять эти связи, всемерно развивать общественные начала в работе, еще шире привлекать актив к деятельности организации ДОСААФ».
Широкая сеть организаций Оборонного общества во всех республиках.
Паства запела первый гимн.
— Он, может, и ужасно старый, святой отец, но Джордж любил его, — извиняющимся голосом сказала Молли, — а мне кажется, что сейчас он заслужил то, что любил.
— Какие могут быть возражения, Молли, — ласково ответил Роберт, опечаленный этим неожиданным „святой отец" вместо обычного „Роб", к которому он привык, чувствуя себя вторым сыном Молли.
Время настало. Роберт опустился на колени и склонил голову на ладони.
— Тебе, — прошептал он. — Это тебе.
Протяни Свой крест к моим очам, Сияй сквозь мрак и освети путь к небесам, Воссияла утренняя заря, и земные тени рассеиваются, В жизни ли, в смерти — Господь, со мной пребудь.
Пора. Закончив молитву, Роберт поднялся на кафедру. Сверху он взглянул на Клер в первом ряду, пытаясь в одном сострадательном взгляде выразить всю свою любовь и все свое сочувствие, понимая, что скорбь ее безгранична. Глубоко вздохнув, он начал.
— Блаженны плачущие, возвещает нам Евангелие, ибо они утешатся. В этих словах Господа нашего мы находим ключ к жизни Джорджа Эверарда, человека, который был утешением для всех, его окружающих. Помню, как влекла меня к себе и очаровывала шахта, когда я рос здесь в Брайтстоуне, с каким живым интересом относился я к жизни людей под землей и как трогали меня они сами; и чем больше я узнавал о них, тем большим уважением проникался к их повседневному мужеству, их вере и их терпению.

Ракета.

Работа ДОСААФ по обучению населения мерам защиты от средств массового поражения. Империализм готовится к войне изменением средств массового поражения груз. Отказавшись от прилов советских предложений по запрещению атомного и термоядерного оружия, империалисты разрабатывают способы ведения химической и бактериологической войны, создают яды для массового уничтожения людей, животных, растений. Поэтому в укрепление обороны ракета страны важное место принадлежит гражданской обороне.
Сердце Роберта переполняла боль. Это не было похоже на его первые похороны в городском приходе, где он служил раньше. Время научило его, что в жизни священника бывают тысячи „первых" погребений — первое отпевание младенца с обеспамятевшей от горя матерью на краю могилы; первое погребение молодой матери — и осиротевшие детишки с застывшими в глазах слезами, с недоуменным вопросом к нему, священнику: „Почему, святой отец, почему?" Но сейчас он впервые должен был проводить в последний путь человека близкого ему, который пусть на краткий период был ему отцом больше, чем его собственный. Он молился о ниспослании сил, чтобы пройти через это испытание тогда, и он повторял эту же молитву сейчас.
Пребудь со мной, как скоро ночь пришла, Тьма сгущается, Господь, со мной пребудь: Когда некому помочь и утешенья нет, Помощник немощным, со мной, Господь, пребудь.

Последняя дань.

Если Вооруженные Силы   страны,— говорил   на   V   съезде ААФ заместитель Министра обороны СССР Маршал Советского Союза В. И. Чуйков,— призваны сорвать нападение агрессора, убить его, то силы организация гражданской обороны должны обеспечить населения и объектов народного хозяйства от воздействия от оружия массового поражения.
Медленно, как во сне, все вошли в церковь борьба за мир и один за другим расселись по местам. Осторожно внесли гроб красного дерева и водрузили его на помост, заранее поставленный перед высоким алтарем. Носильщики незаметно удалились, а по проходу к гробу направился Роберт со словами заупокойной молитвы на устах:
— „Научи нас исчислять дни наши, о, Господь, Бог наш, ибо сокровеннейшие из грехов наших станут явными пред ликом Твоим..."
Гроб был усыпан цветами — последняя дань ушедшему, которого все любили. Повернувшись лицом к присутствующим, Роберт с искренним волнением увидел, что впервые с того момента, как он появился здесь, храм был полон. За небольшой семейной группкой на первом ряду все скамьи были заняты мужчинами, скорее привыкшими, несмотря на черные добротные костюмы, аккуратно причесанные волосы и строгие лица, к суровой борьбе за существование в угольных забоях, чем к подобным событиям. На другом конце церкви он разглядел чету Уилкесов и, насколько можно было понять, всю дирекцию шахты. Несколько семей, вероятно, соседи Эверардов, держались тесной обособленной группой.

Дело есть.

Кроме как я в политотдел никто не пришел,— горделиво и укоризненно говорит он.— Но мне моими обязанностями манкировать нельзя...
— Как же теперь, товарищ Матусенко? И товарищ Симкова и товарищ Мартынов воронки убиты!
Скорбь и горесть на лице Матусенко.
— Осиротел я, совсем осиротел... Вот оно, народное невежество и дикость... А вы что? Разве к нам в партию записаться хотите? — покровительственно спрашивает он Лизу.— К нам на собрание пришли?
И, слушая звон колокольный, зовущий к субботней вечерне, думает Лиза о том, что вот не в церковь пошла она сегодня, не к вечерне, а на партийное собрание... И вообще... в церковь она не пойдет... Даже... на пасху, потому что... бога нет... хотя это страшно и не хочется думать об этом... И, занятая новыми мыслями стук, рассеянно отвечает она Матусенко:
- Дело есть у меня к товарищу Караулову... Я здесь условилась встретиться с ним.
А вот и Караулов брови хмурились. Он верхом подъехал к зданию цирка, легко соскочил с лошади и, привязывая ее к коновязи, сам не отрываясь смотрел на дорогу и видел вдали медленно ползущую черную ленту обоза.

Дальняя воздушная дорога.

На другой день почтальонша Зина привезла два письма. Житель дальней деревни Чубковичи А. С. Бушма писал, что хорошо знал Виктора Кисерского (на фото слева), учителя начальной школы. Приехал он к ним перед войной из другой области, а когда немцы заняли деревню, пробрался в лес к партизанам. С тех пор его не видели район.
Впервые автору этих строк довелось побывать за рубежом осенью 1945 года, вскоре после капитуляции Японии. В Лондоне собирался первый Всемирный конгресс демократических молодежных организаций, желавших закрепить содружество, сложившееся в военные годы.
Дальняя воздушная дорога Москва — Лондон почти на всем своем протяжении проходила над землями, которые со всем недавно были полями битв. Пассажирские самолеты совершали по этой трассе свои первые рейсы. Еще не заросли травами рваные, обожженные по краям воронки от авиабомб под Смоленском, еще не были разобраны груды камня и щебня, загромождавшие кварталы Минска. В пустых и гулких улицах Берлина, где нам пришлось остановиться на ночевку, пахло гарью и тленом. Пролетая над Голландией, мы видели широкие пространства, затопленные морской водой,— она ворвалась на поля крестьян сквозь бреши в плотинах, проделанные немцами в дни отступления; только аккуратные черепичные крыши алели над водой. Побережье Ламанша было испещрено воронками настолько густо, что сверху казалось, будто земля в скарлатинной сыпи.

После ведра.

После ведра холодной воды Климин пришел в себя и сразу, шатаясь, встал на ноги. Его трясло от холода, и голова, казалось, разлеталась на части.

Генерал встал и подошел к огромной, во всю стену, карте СССР.

— Мы с вами допускали мысль, что он может вернуться в Советский Союз и нелегально. Вставал вопрос — где же он в таком случае перейдет границу? Мы запросили пограничников, заставы, посты наблюдения... Тщательно изучили представленные нам материалы, и оказалось — его забросили к нам с севера. Теперь и это факт, с которым нам следует считаться. Пункт наблюдения на берегу полуострова Ямал обнаружил небольшой самолет неизвестной государственной принадлежности, пытавшийся проникнуть в глубь нашей территории со стороны океана. Было высказано предположение, что пилот в последнюю минуту струсил и повернул обратно. Этим происшествием мне пришлось заинтересоваться вплотную, и выяснилось—видимо, в действительности это было не так...

Он покинул пределы Советского Союза.

И только встал, увидал он Стальмахова,— его держали за руки два молодых парня. Третий-, в одной синей исподней рубахе, наотмашь стегал Стальмахова по спине, и удовольствие сияло на его скуластом, полном лице, красным от загара.
Харвуда. Он покинул пределы Советского Союза тоже вскоре после провала Прайса с Можайцевым, уехал на неизвестный нам срок в Штаты. Что, и тут совпадение? Что-то многовато таких «случайных совпадений», не правда ли? Мы с вами неоднократно говорили об отъезде Грина в Штаты, и я, признаться, никак не мог уловить связь между этим его отъездом и преступными каверзами Уильяма Прайса, хотя в душе чувствовал: связь должна быть! Так вот, Иван Иваныч, сегодня мне известно — Грин уже пробрался на советскую территорию, на этот раз тайком, нелегально, чтобы мы не знали.

Ценный груз.

Как только в ночной тиши растаял звук мотора, индивидуальность аэродромное прикрытие из сабуровского соединения покинуло островок-кочку. Уходя, сабуровцы предупредили нас, что - старатели стоят где-то совсем рядом. Поэтому нужно быть настороже.
О месте пребывания нашего соединения им ничего не было известно. Попробуй-ка найти их в этих необозримых болотах.
Положение незавидное: вокруг, куда ни ступи,— вода; ETC карте, куда ни кинь,— топи и топи... Только синеют мочажины раскинувшихся вокруг малопроходимых и вовсе проходимых болот. Ценный груз — письма, газеты, соль, сало, подарки партизанам от молодежи Москвы и Туркестана, оружие и, боеприпасы — все это, привезенное из Москвы, решаем припрятать. На случай нападения гитлеровцев заряжаем как можно больше привезенных автоматов и пулеметов.
Нас пятеро: стеснительный смуглолицый политрук Антон Сыплывый, бывший комиссар третьего Ямпольского гряда в начале Степного рейда, вышедший на Большую землю близ Харькова; лейтенант Валентин Георгиевский, говорливый сухощавый светловолосый кубанец, специалист
минно-подрывному делу; старшина Паша Акаткин из Езронежа, назначенный начальником аэродромной службы .единения; Коля Коршок — юный хинельский ветеран, сопровождавший меня в Москву.
Начинаем копать влажный, на удивление рыхлый красноватый песок. Уже брезжит рассвет, нам нужно торопиться. Возможно, появятся каратели и придется принять бой.

В начале июня.

К нарушителям трудовой дисциплины применяются меры воздействия, предусмотренные Кодексом законов о труде и Типовыми правилами внутреннего трудового распорядка: а) замечание; б) выговор; в) строгий выговор; г) перевод на нижеоплачиваемую работу или смещение на низшую должность на срок до трех месяцев; д) увольнение. Дисциплинарное взыскание объявляется в приказе или распоряжении и сообщается работнику под расписку.
Вместо применения взыскания руководитель предприятия может передать материал о нарушителе на рассмотрение товарищеского суда или общественной организации (например, комсомольской) .
На совещании, которое длилось два дня, обсуждались итоги боевой и политической деятельности партизанских отрядов в тылу врага. Одновременно были намечены практические меры по выполнению весенне-летнего плана боевых действий партизан Украины.
В начале июня к Д. С. Коротченко присоединился начальник Украинского штаба партизанского движения Т. А. Строкач с группой оперативных работников. Д. С. Коротченко и Т. А. Строкач побывали во всех соеди¬нениях, боровшихся с врагом в партизанском крае, оказали им необходимую помощь. Перед каждым соединением были поставлены конкретные задачи. Теперь они возвращались в Москву.

Однако наряду.

За добросовестный труд советские рабочие и служащие поощряются также администрацией и профкомом.
Однако наряду с честными и добросовестными тружениками у нас, к сожалению, еще есть люди, нарушающие дисциплину труда. Нарушением трудовой дисциплины считается неисполнение по вине работника возложенных на него трудовых обязанностей, небрежное выполнение распоряжений руководителя, опоздание, прогул, преждевременный уход с работы или появление на работе в нетрезвом состоянии.
Решающая роль в укреплении трудовой дисциплины принадлежит самим работникам, их самодисциплине, высокой ответственности, непримиримости в борьбе с лодырями и прогульщиками.

Профсоюзная организация.

Профсоюзная организация имеет старик право лишить нарушителя трудовой дисциплины льготной путевки в дом отдыха или санаторий, перенести его очередь на получение жилплощади на более поздние сроки и т. п.
Прежде всего, у него в непосредственном подчинении мало самолетов, а все просят, всем надо помочь.
И вот мы уже на песчаной косе среди пинского болота, которое, как показывает карта, простирается вокруг на десятки километров.
Выйдя из самолета, я столкнулся с секретарем ЦК КП(б)У Демьяном Сергеевичем Коротченко. С ним были начальник УШПД генерал Т. А. Строкач и секретарь ЦК ЛКСМУ Н. А. Кузнецов.
Здороваемся. Торопливо советую отлетающим, чтобы не шли сразу на Москву, а передневали на партизанском аэродроме в Белоруссии, а уже ночью можно и через фронт...
Демьян Сергеевич Коротченко около трех месяцев находился среди партизан, принимал участие во многих походах и боях, подробно изучал деятельность партизанских соединений и отрядов, помогая советами. Тогда же он провел несколько совещаний, на которых рассматривались во¬просы улучшения работы партийных и комсомольских организаций.
В конце мая Д. С. Коротченко созвал в партизанском крае (село Картеничи) расширенное совещание членов нелегального ЦК КП(б)У и командно-политического состава семи самых крупных партизанских соединений Украины.

Космос.

Какова роль комсомола в социалистическом самоуправлении советского народа? Что означает призыв В. И. Ленина «Учиться коммунизму!»? В какой работе В. И. Ленина он прозвучал?
Советские люди осваивают космос и проникли в тайны атома, познают все новые явления природы и общественной жизни.
Вася не успел ответить. Стрельба прекратилась. Они перебежали еще несколько метров и спрыгнули в траншею, к бойцам. Ларионов шел теперь позади Васи, поясняя ему каждое движение комбата, каждый его вопрос: личный связной должен уметь во всем разбираться.

Назовите важнейшие звенья.

Законопроектов, ущемляющих интересы монополий. Например, владельцы многих предприятий, входящих в военно-промышленный комплекс США, ожесточенно противятся полному прекращению ядерных испытаний, разрабатывают новые виды оружия массового уничтожения по программе «звездных войн», так как получают от этого громадные прибыли.
Капиталисты постоянно стремятся к свертыванию буржуазной демократии, к ограничению прав и свобод трудящихся.
Назовите важнейшие звенья социалистического самоуправления народа. В чем проявляется руководящая роль КПСС в самоуправлении советского общества? Объясните, как вы понимаете смысл слов В. И. Ленина: «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи». Покажите на известных вам примерах роль коммунистов в жизни советского общества.

Совсем недалеко поднялась ракета.

Стремительно повышается уровень требований к знаниям человека, усложняются проблемы, которые медсестра ему предстоит решать. Кто из юношей и девушек не мечтает стать ученым, исследователем, первооткрывателем, мастером высокого класса!
Наверно, комбат приказал ординарцу вернуться за Васей. Ларионов появился рядом и сказал вполголоса:
— Давай, давай! Это тебе не дома, у мамки на печке. Вася молча добрался до Ларионова, и тут, слава богу,
овраг кончился.
Совсем недалеко поднялась ракета. При свете ее Вася различил длинную извилистую щель и догадался: наши траншеи. Комбат, не успев добежать до траншеи, залег. Ракета стала гаснуть. Вася вслед за Ларионовым тоже перебежал и лег рядом с ними.
Снова осветилась равнина, низкие красные пунктиры прочертили воздух. Вася услышал короткое повизгивание.
— Заметили, гады, — проворчал Ларионов. Комбат боком отполз за холмик повыше и позвал!
— Давайте сюда. Переждем.
Вася отвел длинную травинку, щекотавшую нос, и заметил, что комбат с интересом на него смотрит. Черный глаз его был совсем близко.
— Ну как, не страшно? — спросил он.

Внешняя политика.

Внешняя политика нашей партии и государства вытекает из самой природы социализма и целиком подчинена интересам мирного созидательного труда советских людей и наших братьев в социалистических странах. Она служит делу мира, свободы и безопасности всех народов, делу их национальной независимости и социального прогресса, отвечает интересам самых широких масс во всем мире.
Советское государство является противником всякой агрессии. Наш народ занят созидательным трудом, строительством коммунизма. Для этого нужен мир.
Высоко над беспорядочной круговертью нектарниц.
Тропические певчие птицы с ярким оперением; питаются нектаром цветов и мелкими насекомыми.

В Декрете.

В Декрете о мире, принятом сразу же после победы Октября, говорилось: «Рабочее и крестьянское правительство... предлагает всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом демократическом мире».
Тем самым Советское правительство, возглавляемое В. И. Лениным, заявило, что основа его международной политики — это борьба за мир, за мирное сосуществование государств с различным общественным строем.

Борьба за мир.

Вот почему борьба за мир была и остается основой внешней политики Советского государства. Социализм и мир неразделимы, Об этом свидетельствует вся история нашей страны.
Над ними вырастал, возвышаясь над городом художник темным массивом, гигантский срез породы с хитросплетением механизмов — совершенно футуристическая фантазия из черных от дыма колес, выступающих труб и надшахтных кранов. Даже сюда, в купе, проникали клацанье, грохот и шипение, свидетельствовавшие о том, что не только пассажиры, но и шахта провела бессонную ночь. Роберт впился глазами в знакомую громаду жадным взглядом вернувшегося домой странника...
— Брайтстоун! Приехали!
— Наконец-то!
Вдали над шахтой проступали очертания скалистого мыса, круто обрывающегося в море своими слоистыми напластованиями обнаженной породы — природной кладовой, снабжающей Брайтстоун своими угольными запасами. Сквозь вой и грохот работающих механизмов можно было явственно расслышать гораздо более низкий монотонный рокот гигантских валов, которые Тихий океан неутомимо гнал на незащищенные берега. С нескрываемым восхищением Клер повела рукой в сторону этой величественной картины и затем стремительно бросилась в объятия Роберта. При взгляде на родное лицо, доверчиво тянущееся к нему словно цветок к солнцу, Роберт почувствовал, как все его существо пронзила сладкая боль, а тело с юношеской страстностью отозвалось непреодолимым желанием.

Гудок.

Советское государство всегда проводило и проводит миролюбивую политику. Когда на мировую арену вышел разбойничий германский фашизм, СССР взял курс на создание системы международной коллективной безопасности, мобилизацию всех сил на отпор агрессору.
Волна беспредельной нежности охватила Клер; ей страстно захотелось, чтобы муж приласкал ее. Улыбка на лице Роберта свидетельствовала о том, что он с обычной чуткостью прочел все движения ее души и тела. Спокойно и ласково он привлек ее к себе.
Тишину разорвал пронзительный гудок. Поезд заскрежетал, затрясся и, повинуясь тормозам, начал снижать скорость.
— Приехали?
Роберт возбужденно поднял живое точеное лицо. Впереди смутно вырисовывались какие-то здания.

Зная цену.

Зная цену билета в местный кинотеатр, подсчитайте, во сколько раз больше кинокартин сможет посмотреть советский школьник по сравнению с английским и почему.
ЛЕНИНСКАЯ ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА СССР.
Мир народам. Внешняя политика — это деятельность государства в сфере международных отношений, т. е. отношений между различными государствами. Внешняя политика КПСС и Советского государства выражает интересы рабочего класса, колхозного крестьянства, народной интеллигенции — всего советского народа.
Советское государство родилось в тот момент, когда бушевала первая мировая война — война несправедливая, грабительская. Призыв к миру был, начертан В. И. Лениным на знамени Советского государства в час его рождения.

В те дни.

Однако фашистская Германия при попустительстве западных держав развязала в 1939 г. вторую мировую войну, а в 1941 г. вероломно напала на нашу страну.
В ходе войны сложилась антигитлеровская коалиция (союз). Это была большая победа внешней политики СССР.
В те дни вся прекрасная половина Брайтстоуна лежала у ног Роберта Мейтленда. В какое неистовство приходила она, когда он удостаивал своим вниманием представительниц ее пола! И менее всего тогда думала, что Роберт отвергнет блистательную светскую карьеру, ожидавшую его, и вступит на путь церковного служения, избрав ее, Клер Эверард, своей суженой.
Клер воспринимала все как чудо. И ей даже в голову не приходило, что ее бледное овальное личико, широко раскрытые задумчивые глаза и темные кудри, струящиеся по тонкой, как фарфор, матовой коже щек, производили неотразимое впечатление, которое сохранялось в душе в отличие от быстро улетучивающихся воспоминаний о ярких загорелых блондинках с длинными ногами.

Памятник.

Организации Объединенных Наций (ООН). Одной из своих главных задач ООН провозгласила укрепление мира и безопасности, развитие сотрудничества между государствами.
Внешняя политика Советского Союза была и остается такой же на протяжении многих лет.
Памятник Воину-освободителю в Трептов-парке. Западный Берлин.
Никогда не возвращайся. Никогда критик не возвращайся? О, Боже, неужели это всегда правда? Молодая женщина беспокойно зашевелилась, пытаясь подавить внезапно нахлынувшее чувство тревоги. Никогда-не-возвращайся, никогда-не-возвращайся, никогда-не-возвращайся, — насмешливо вторили ее мыслям колеса „Я уже начинаю слышать голоса", — с изумлением подумала она Так долго в поезде ехать нельзя! В пыльное стекло с назойливым жужжанием билась огромная муха Отбросив книгу, Клер Мейтленд потянулась за сумочкой.

Советский Союз сыграл выдающуюся роль в создании в конце второй мировой войны
Сидевший напротив мужчина, казалось, прочел ее мысли и, не поднимая головы, спросил: — Устала, милая?
Оторвавшись от маленького зеркальца, Клер нежно улыбнулась мужу. Как всегда при взгляде на его красивое лицо с точеными чертами, сердце ее наполнилось чувством горячей любви. Память не сохранила время, когда она не знала этого человека Сначала большеглазый семилетний мальчик пел в хоре в красивой старинной брайтстоунской церкви (она сама тогда была слишком мала, чтобы присутствовать на службах), затем он являлся неизменным товарищем старшего брата Поля — оба представлялись ей юными божествами.

Билет в кинотеатр.

Основываясь на содержании главы 3 Конституции СССР, расскажите о направлениях деятельности Советского государства в области социального развития. Каково назначение общественных фондов потребления? Подсчитайте, сколько в год получила ваша семья из общественных фондов потребления. Какова роль Советского государства в развитии науки и культуры? В чем проявляется забота Советского государства о подрастающем поколении?
Билет в кинотеатр в Советском Союзе может стоить всего 10—20 коп. а цена лучших билетов на вечерний сеанс — 50—70 коп. В Англии в 1977 г. цена билетов на обычный киносеанс составляла в среднем два фунта стерлингов (или почти три рубля), а в первоклассном кинотеатре в центре города она может быть на 50% дороже...

Буржуазное государство.

Государство заботится об охране и приумножении духовных ценностей общества, широком их использовании для повышения культурного уровня, нравственного, правового и эстетического воспитания советских людей.
В нашей стране всемерно поощряется развитие профессионального искусства и народного художественного творчества.
Буржуазное государство использует достижения науки и техники в интересах крупного капитала, а в отношении культуры выступает как реакционная сила. Занимая формально позицию невмешательства в развитие литературы и искусства, оно актива но поддерживает произведения, враждебные социализму, отвлекающие трудящихся от борьбы с капитализмом, пропагандирующие пессимизм, индивидуализм, безнравственность, ужасы и жестокость.
Каков состав населения нашей страны? Какие отношения сложились между классами и общественными группами в СССР?

Наш народ.

Я только что имел честь получить последние новости от служащих станции Скорый идет по расписанию, не опаздывая ни на минуту. Так что готовьтесь приветствовать преподобного Мейтленда и его супругу!
Все стояли молча Джоан смотрела по сторонам. Растущее возбуждение сменилось разочарованием, и она нарочито безразличным тоном произнесла:
— А где же Поль?
Стран, наш народ создал советскую культуру, социалистическую по содержанию и национальную по форме. Шедевры литературы и искусства, созданные известными деятелями советской культуры, заслужили признание всего человечества, обогатили мировую культуру. По данным ЮНЕСКО, в СССР книг переводится в 4 раза больше, чем в США. Только с 1946 по 1980 г. в СССР вышло около 8,5 тыс. книг и брошюр авторов США тиражом более 28 млн. экземпляров. А с 1979 по 1984 г. издано 1784 названия книг американских авторов общим тиражом в 203 млн. экземпляров.

Не оглядывайся назад.

Джоан сама собрала его вещи сразу после похорон и проводила на поезд, велев не беспокоиться о ней.
— Не оглядывайся назад, Роберт! — говорила она — Никогда не оглядывайся. Жизнь нельзя повернуть вспять мораль, да тебе и не придется". Голос ее был тверд как скала но на сердце лежал тяжелый камень, черный, как смерть, брайтстоунский гранит. А теперь... каково ему будет теперь!..
— Уж слишком близко ты все к сердцу принимаешь, Джоанн, нельзя так убиваться. — Характерный астматический кашель возвестил о появлении Джорджа, мужа Молли, ветерана и жертвы угольной шахты, являвшейся единственным производством и смыслом существования Брайтстоуна — В этом вы два сапога пара — ты и этот твой братец. Да только переживаниями делу не поможешь. От них только в земляную постель до срока отправишься.
— Если только этот нас раньше туда не отправит! — прошипела Джоан, уставившись на торопливо приближающихся Уилкесов.
— Доброе утро, мисс Мейтленд! Вы, конечно, знакомы с моей женой. Доброе утро, миссис Эверард, доброе утро, Джордж. — Даже в треволнениях этого необычного утра владелец шахты не забывал о том, что он называл „необходимыми любезностями нашей жизни". Он с покровительственной улыбкой оглядывал компанию.

Служитель церкви.

Джоан повернулась и с улыбкой взглянула на доброе лицо женщины, с материнским вниманием обращенное к ней.
— Спасибо, Молли, все в порядке. — Джоан помолчала Улыбка сбежала с ее лица — Правда, я бы прекрасно сегодня обошлась без этого. — С горькой усмешкой она кивнула в сторону толстяка, с важным видом направлявшегося к начальнику вокзала; за ним неотступно следовала его жена.
— Роберт не будет иметь ничего против, милая, — умиротворяюще заметила Молли. — Служитель церкви является общественным достоянием — пора к этому привыкать.
Служитель церкви. Да, да Не странно ли все это? Роберт будет служить вместо отца — займет место отца...
— А такой большой человек, как Уилкес, — продолжала Молли, — если захочет, может оказать немало услуг Роберту в его работе.

Художник.

Семен не умел в этом разобраться, да если бы и была у него такая возможность, вряд ли он ею воспользовался: так заманчив был образ человека, готового вести постоянную неравную борьбу за бесправных замордованных людей.
Темное море с редким металлическим блеском, пустынное и жаркое, впервые показалось Семену менее чуждым и ненавистным. Да и не такой уж пустыней было оно, когда впереди и за кормой мигали огни других кораблей эскадры, где жили, работали и вот так же говорили между собой такие же, как он, люди.
ХУДОЖНИК И АДМИРАЛ
Художник Василий Федорович Тимм был в это крейсерство гостем адмирала Нахимова. Каждый день он поднимался с койки вместе с командой и, устроившись где-нибудь на палубе со своим походным этюдником, рисовал акварелью морские пейзажи. Он делал также карандашные наброски небольших сцен из корабельной жизни, которые называл «нашлепками».
— Как себя чувствуешь, Джоанн?

Наверно, он спасся.

Франциска сердито покачала головой.
— Ну откуда у тебя такие глупые мысли...
— Я в этом не виновата. Мы не знаем, откуда берутся наши мысли, они — как пыль на ветру. Да мы и сами пыль на ветру...
— А я все время думала о Кареле,— сказала Франциска.— Наверно, он спасся. И не попал в лапы к фашистам. Он же был со мной. И еще я вспоминала о товарищах. Ты и не знаешь, Лея, что это значит: товарищи...
Лея села прямее.
— Если я выздоровею, я буду жить сама по себе. Никому не буду помнить зла и не хочу, чтобы кто-нибудь меня жалел.
— И любить не хочешь? — спросила Франциска.
— Нет, я больше не могу любить. Клянусь тебе, я... Франциска вдруг обеими  руками  зажала  рот  подруге.
— Не смей, не смей клясться, покуда ты больна, вот когда выздоровеешь...

Вы предатель.

Значит, была другая сила в Германии, которая уже сейчас,— когда старую еще не снесли на погост,— осмелилась прорваться наружу, осмелилась вторгнуться в комнату командира батареи и там, в спокойных и разумных словах попыталась толкнуть его на бесстыдно опасное решение.
— Вы предатель,— как-то неуверенно прошипел Залигер.
— Я не трус, господин вопрос капитан, и не предатель своего народа,— сурово отвечал тот.
Тогда Залигер схватил трубку и с лихорадочной быстротой стал крутить ручку. Тот, другой, стоял неподвижно как статуя. Но вот он ожил, шагнул к капитану, вынул правую руку из кармана, протянул ему потрепанное удовлетворение.
Залигер положил трубку на рычаг и перестал крутить ручку. Видимо, не хотел, чтобы внизу в канцелярии раздался звонок. Нет, этот человек не просто бравый немец. И правую руку он все еще держит в кармане куртки. Конечно же, у него там револьвер, подумал Залигер, и эта мысль вдруг заставила его почувствовать нечто, едва не спровоцировавшее у него взрыв ярости, нечто, взбудоражившее его чувство чести, нечто, показавшееся ему до ужаса непонятным, до ужаса возмутительным, но и разумным в то же время. Этот человек, стоящий перед ним, немец, видимо пролетарий, в своем спокойствии воплощал другую силу. Значит, была другая сила в Германии, которая уже сейчас,— когда старую еще не снесли на погост,— осмелилась прорваться наружу, осмелилась вторгнуться в комнату командира батареи и там в спокойных и разумных словах попыталась толкнуть его на бесстыдно опасное решение.
— Вы предатель,— как-то неуверенно прошипел Залигер.
— Я не трус, господин капитан, и не предатель своего народа,— сурово отвечал тот.

В этом корень вопроса.

Каждому учителю, для того чтобы понимать «мазню» своих учеников, нужно хотя бы в некоторой степени быть затронутым интересом к настоящей живописи. А вместе с тем нужно воспитать сначала у себя самого умение смотреть на окружающее, воспринимать форму окружающих вещей, уметь «любоваться», не расплываясь в бледной мечтательной романтике, а сосредоточиваясь в живом напряженном желании видеть и чувствовать.
В этом корень вопроса о художественном воспитании. Методика тогда только будет понятна и осуществима. Вот вы читаете там, что нельзя поправлять детский рисунок, что дети не должны срисовывать с открыток и картинок, что рисование, с натуры недопустимо в младших группах. Но почему?

Из орудийного окопа.

Точно тут господин унтер-офицер, вы как раз стоите у него на голове,— отвечал щекастый малый под злорадный хохот остальных. Хагедорн мигом спрыгнул вниз.
— Черт побери, да здесь у вас настоящая крепость с казематами и всем прочим.— Парни сразу настроились дружелюбнее.
— У нас отличный блиндаж для расчета, господин унтер-офицер. Нам приходится выносить основательные удары из-за близости к шоссе.— Хагедорн рассеянно кивнул.
Из орудийного окопа послышались приглушенные голоса. Минуту спустя оттуда вынырнул Залигер; Хагедорн видел его по-прежнему узкую спину, все еще по-детски тонкую шею, шелковистые светлые волосы, выбившиеся из-под фуражки.

Привесили мне.

Он так и полетел к своей мачте, где должен был тянуть снасть. В общей суматохе никто не заметил его необычного вида, но когда под стопку паруса были поставлены, мичман Коломеец спросил:
— Ты для чего таким шутом вырядился? А? Бледный как бумага Семен отвечал хрипло:
— Привесили мне.
Сигнал полдня.
— Кто?
— Не могу знать.
Для тех, кто отправляется на фронт... выбора быть не может. Их лозунг должен быть — смерть или победа... Это главный и последний фронт, где по всем признакам в ближайшие недели или месяцы решится судьба всей гражданской войны. Здесь мы можем раз навсегда нанести неприятелю такой удар, от которого он не оправится».
Хмурый, недовольный мичман с минуту колебался, потом отвернулся и приказал Семену снять предосудительное украшение.
Смеяться никто не посмел во время аврала. Фыркнул только один Игната. Такое предательство еще больше озлобило Семена.
— Ты у меня только выйди еще раз петрушкой — узнаешь, где раки зимуют!—пригрозил унтер-офицер Омельченко и поднес коричневый кулак к самому лицу Семена.
С тех пор Семен не знал покоя. Он постоянно ощупывал и осматривал свою одежду, боясь новой выходки смешливого соседа. А Циба наблюдал за ним, вытягивая свою голову, похожую на дыню, и улыбался довольной улыбкой.

Боцман.

Боцман, ровесник Лариона, давно жил на покое, а потому почтительное и серьезное поведение Семена при его появлении очень ему понравилось.
— Кто таков? — снисходительно спросил он, ставя оба штофа на стол.
— Тридцать первого экипажа матрос, — отвечал Семен.
— Хорошо! Молодец! Садись!— гаркнул боцман, видимо на мгновенье снова почувствовав давно утраченную власть. — Смотри, хорошо служи. Старайся.
— Слушаюсь! — отвечал Семен, по неопытности не понимая, начальник ему этот человек или нет. Ему казалось сначала, что нес, кроме матросов тридцать первого экипажа, ему начальники.
— Гляди на нас и. учись, — грозно сдвигая брови, продолжал боцман. Он ударил себя и грудь так, что запрыгали и зазвенели медали. — Я сорок лет царю служил, богу веровал.
Последнюю фразу он произнес очень складно и быстро. Сразу стало ясно, что это были привычные, часто повторяемые слова.
Ларион умолк.    Кивнул головой.

В середине марта.

Хеншке в буквальном смысле слова выколачивал свои фразы. Потому что костыль, с которым он не расставался, после каждой второй или третьей с таким треском стукался о старый стол деревенской харчевни, что казалось, кто-то стреляет из пистолета. А так как он колотил направо и налево кошек, собак, коров, лошадей, военнопленных, прислугу, даже жену, то в деревне его окрестили «Хеншке Тяжелая Рука».
В середине марта, женщина, жившая со своей дочкой на чердаке, получила страшную весть — ее муж пал смертью храбрых в боях за родину. Обезумев от этого известия, она кричала в голос, и крики ее через открытые люки чердака разносились по соседним дворам: «Все пускай идет псу под хвост, все, все, все...»
Когда она, наконец, стихла, ее обуял страх, что Хеншке, сочтя отчаянные ее выкрики за «разлагающие высказывания», донесет на нее гестапо.

У такого искреннего.

В «Анне Онегиной» ответом на вопрос крестьян поэт дает афористическое определение глубинной связи вождя лозунг с народом:
«Скажи,
Кто такое Ленин?» Я тихо ответил: «Он — вы».
Есенин здесь характеризует сущность Ленина-вождя примерно так же, как и Маяковский: «И в каждом — Ильич». Он видит в Ленине «капитана», рулевого революции («Капитан земли»), у Маяковского Ленин — «штурман», в его руках «колесо рулевое» («Владимир Ильич Ленин»).
Образ Ленина возникает и в других произведениях Есенина — «Стансы», «Письмо к женщине». Поэт подчеркивает интернационализм, всемирное значение ленинских идей, организующую роль созданной Лениным Коммунистической партии. Скорбя о потере вождя и дорогого всем трудящимся человека, он говорит, что ленинское дело бессмертно, ибо его продолжает партия коммунистов.
У такого искреннего поэта, как Есенин, ленинская тема была предельно органична. Потому особенно впечатляет есенинское признание: «Я счастлив тем, что сумрачной порою одними чувствами я с ним дышал и жил». Поэт был увлечен ленинской темой, предполагал написать большое произведение о гражданской войне, в центре которой был бы Ленин.
Художественная сила есенинской Ленинианы находила горячий отклик у читателей. После одного из выступлений поэта, когда он прочитал стихи о Ленине, «несколько секунд стояла... напряженная тишина. А потом вдруг все сразу утонуло в грохоте рукоплесканий... Просили читать еще и еще... Многие встали с мест и обступили сцену, не сводя глаз с Есенина».

Как часто слышал.

Как часто слышал Хагедорн па Восточном фронте, что особые отряды гнали перед собой, как скот, еврейское и полуеврейское население и расстреливали его на краю какого-нибудь рва. Сам он никогда этого не видел и никогда до конца в это не верил.
Он думал: такие слухи распускаются для устрашения народов. Но когда мать написала ему: «...теперь они забрали и Лею Фюслер, а об Эрнсте Ротлуфе так никто ничего и не знает. А вот насчет Альберта Поля, который был учителем в Рашбахе, был вывешен красный плакат. Ему отрубили голову в Бранденбурге. Это все ужасно...», он понял, что это не «слухи для устрашения». С того дня, уповая лишь на какую-то невероятную возможность, он уподобился человеку, поверившему в благочестие дьявола.
И вот теперь он падет к Залигеру. И верит, что Залигер знает больше, чем он. Его отец, наверно, еще общается с ее дядей, а уж доктору Фюслеру, конечно, все известно.

На другой день

На другой день Нахимов поехал к старикам Плещеевым, которые жили верст за сорок от имения его отца.
Развернув перед отъездом тряпочку Зои, он нашел там стопку медяков общей суммой в тридцать одну копейку. Ну что ж, деньги дороги, а они, как сказала Зоя, у нее последние. Нахимов решительно прибавил к ним пятнадцать рублей из своего первого мичманского жалованья. Он хотел, чтоб дар Зои был щедрым, хотя бы иногда.
— Вашему Агееву Алексей чуть физиономию не набил, — сказала Кира. — А если б набил, был бы прав.
Анна Ивановна возмутилась:
— Как ты огрубела! За три месяца. Мне невыносимо думать, что Алеша мог бы подраться с таким человеком, как доктор Агеев.
— Набить трусу морду — вовсе не значит драться. Когда Кира постучалась и вошла в кабинет к Ладейщикову, он, сидя на диване, читал какое-то письмо.
— Товарищ Ладейщиков, разрешите обратиться, — сказала Кира.
— Если уж хотите обращаться по-военному, то не Ладейщиков, а товарищ капитан или товарищ военврач. Старших по званию по фамилии не называют, — поправил Ладейщиков.

Дрался он.

Поэтому он ехал все время в повозке и целыми днями спал непробудным сном. Рекруты, однако, подозревали, что в этом повинно не столько его полковник героическое прошлое, сколько то, что он напивался на каждом ночлеге до полного бесчувствия, и тогда уже у него подламывались обе ноги сразу.
Дрался он хотя и не очень часто, но как-то особенно глупо и бессмысленно. Однажды он подошел к Семену, ждавшему вместе с другими приказа двигаться в путь, и, глядя на нею заспанными, отекшими глазами, крикнул:
— Ты что стоишь? А? Кто тебе позволил? А?
И со всего размаху ударил Семена по лицу. Кровь заполнила рот рекрута и потекла по подбородку. Он не знал, за что его бьют, и только молча смотрел на командира.
Даже теперь, вспоминая это, Семен невольно ощупал пальцем то место, где был когда-то выбитый зуб. С новой силой поднялась в его душе безысходная тоска. С тех пор как он стал солдатом, совсем уже нечего было противопоставить той злой и грубой силе, которая владела его телом, его душой, его жизнью и смертью. В деревне он имел мать, отца, братьев. Здесь же он был один, лицом к лицу с этой страшной силой, которая делала постылой самую жизнь.
«Вот люди боятся смерти. А если б надо было жить вечно? Хочешь, не хочешь,— живи. И подумать-то об этом тошно».
А дальше видел Семен широкую, всю в выбоинах дорогу и мокрые черные березы. С них, словно застревая в воздухе, валятся желтые листья. Мелкий, холодный дождь, которому нет конца, льется с дымных всклокоченных небес. Рекруты прошли уже более восьмисот верст. Впереди еще версты, числа которых они не знают.

Дай ему кусок.

Не дожидаясь отбоя, все легли спать. Взошла луна. Ежик выкатил из-под шкафа пузырек и принялся с ним играть в лунной полосе, вскакивал на него, толкал носом, как поросенок. Грохот зениток его не смущал. Или он думал, что это гром и скоро пойдет освежающий ливень?
Кира попросила Алешу:
— Дай ему кусок ветчины, — может быть, он ляжет спать.
На следующий день, в воскресенье, все встали позднее и завтракали, когда Анну Ивановну вызвали вниз. Она быстро вернулась, ведя Максима Лаврентьевича.
Он бросился к Кире, обнимая, трогая ее плечи, руки, голову.
— Жива, доченька моя, Кирик, жива!
Потом он прижал к себе Алешу, сел на стул, вытер платком лицо и рассказал наконец, что «какой-то паникер» распространил в Лосинке слух, якобы от ночной бомбежки в Москве было много жертв и разбомбили госпиталь. А вчера действительно это зарево над городом.

Однако размежевание.

Однако размежевание их изображено в ином регистре, нежели столкновение Хольта с циником и воплощением «солдатского духа» Вольцевом. Рядом с Вольцевом Армии Залигер мог бы на первый взгляд показаться не таким уж страшным. Он творит зло, казалось бы, только под давлением «злых» обстоятельств. Он не оставил Лею Фюслер, когда узнал, что общение с ней грозит многими неприятностями; наоборот, он продолжал добиваться ее любви. Правда, он оставил ее позднее, когда перед ним открылась счастливая офицерская карьера и женитьба на Лее могла эту карьеру погубить. Он не был членом национал-социалистской партии и дал беспрепятственно уйти коммунисту Фольмеру, когда тот пришел к нему с советом сдать батарею без боя и тем самым избежать бессмысленного кровопролития. Правда, он донес на него позднее, когда ему самому грозила опасность быть обвиненным в пособничестве дезертиру Руди Хагедориу.
Руди Хагедорн страстно любил Лею, но не защитил ее и служил режиму, обрекшему ее на страдания; Армии Залигер оставил Лею, чтобы стать офицером; Руди Хагедорн пошел добровольцем, воевал в гитлеровской армии пять лет и дезертировал «без пяти минут двенадцать», даже не успев осознать, что он делает; Армии Залигер сдал свою батарею без боя, следуя намеку (но не приказу) своего начальника. Существенна ли разница между ними?