Дело есть.

Кроме как я в политотдел никто не пришел,— горделиво и укоризненно говорит он.— Но мне моими обязанностями манкировать нельзя...
— Как же теперь, товарищ Матусенко? И товарищ Симкова и товарищ Мартынов воронки убиты!
Скорбь и горесть на лице Матусенко.
— Осиротел я, совсем осиротел... Вот оно, народное невежество и дикость... А вы что? Разве к нам в партию записаться хотите? — покровительственно спрашивает он Лизу.— К нам на собрание пришли?
И, слушая звон колокольный, зовущий к субботней вечерне, думает Лиза о том, что вот не в церковь пошла она сегодня, не к вечерне, а на партийное собрание... И вообще... в церковь она не пойдет... Даже... на пасху, потому что... бога нет... хотя это страшно и не хочется думать об этом... И, занятая новыми мыслями стук, рассеянно отвечает она Матусенко:
- Дело есть у меня к товарищу Караулову... Я здесь условилась встретиться с ним.
А вот и Караулов брови хмурились. Он верхом подъехал к зданию цирка, легко соскочил с лошади и, привязывая ее к коновязи, сам не отрываясь смотрел на дорогу и видел вдали медленно ползущую черную ленту обоза.

Дальняя воздушная дорога.

На другой день почтальонша Зина привезла два письма. Житель дальней деревни Чубковичи А. С. Бушма писал, что хорошо знал Виктора Кисерского (на фото слева), учителя начальной школы. Приехал он к ним перед войной из другой области, а когда немцы заняли деревню, пробрался в лес к партизанам. С тех пор его не видели район.
Впервые автору этих строк довелось побывать за рубежом осенью 1945 года, вскоре после капитуляции Японии. В Лондоне собирался первый Всемирный конгресс демократических молодежных организаций, желавших закрепить содружество, сложившееся в военные годы.
Дальняя воздушная дорога Москва — Лондон почти на всем своем протяжении проходила над землями, которые со всем недавно были полями битв. Пассажирские самолеты совершали по этой трассе свои первые рейсы. Еще не заросли травами рваные, обожженные по краям воронки от авиабомб под Смоленском, еще не были разобраны груды камня и щебня, загромождавшие кварталы Минска. В пустых и гулких улицах Берлина, где нам пришлось остановиться на ночевку, пахло гарью и тленом. Пролетая над Голландией, мы видели широкие пространства, затопленные морской водой,— она ворвалась на поля крестьян сквозь бреши в плотинах, проделанные немцами в дни отступления; только аккуратные черепичные крыши алели над водой. Побережье Ламанша было испещрено воронками настолько густо, что сверху казалось, будто земля в скарлатинной сыпи.